Я все это прожила. Эти люди плыли мимо меня по течению жизни, играли предназначенные им роли и уходили, а я все жила.
Теперь, когда я написала всю историю своей жизни, я как бы прожила ее еще раз так ярко, будто это было вчера. Я закрываю глаза и иногда чувствую, что, когда открою их, то увижу Лейстера, склонившегося ко мне, целующего меня, возрождающего во мне то желание, что мы оба находили неодолимым. Я представляю, что одеваю королеву, и чувствую внезапный щипок, потому что я забыла принести ее кружева.
Я вижу нас троих, рядом: Елизавету, Лейстера и себя… себя – на заднем плане, но я так же важна для них, как и они – для меня. И затем, – странно, но – Эссекса, королеву и себя.
Однако они все ушли – а я живу.
Мне больше девяноста лет. Это очень много. Меня можно простить за то, что иногда я воображаю себя в прошлом.
Больше всего мне нравится, когда мой внук, Эссекс, приходит ко мне. Это человек большой душевной силы, нацеленный на правильные поступки, человек долга, который он исполнит вопреки своим желаниям. Он не ищет в жизни наград. Он – солдат, и не может быть худшим солдатом, чем его отец.
Надеюсь, что вскоре он снова приедет. Может быть, на Рождество. Я была бы рада видеть его. Он много рассказывает мне о короле и о парламенте, о проблемах с церковью. Он полагает, что назревает конфликт между королем и парламентом, и в случае его возникновения он не встанет на сторону короля.
Я говорю ему, что он высказывается в точности как его отец – безрассудно. Но, в действительности, он далек от безрассудства.
Он сидит передо мной, сложив руки, и глядит в будущее.
Как я надеюсь, что он приедет на Рождество!
Рано утром на Рождество в году 1634-м, когда горничная вошла в спальню старой леди в Дрейтон Бассет, она нашла ее спящей мирно, но бездыханно.
Она была мертва.
Лейстер умер за сорок шесть лет до этого, Елизавета – за тридцать один год.
Ей было девяносто четыре года.