Нового короля Париж невзлюбил. Карл IX, несмотря на свои приступы бешенства, нравился людям больше. Генрих III казался им скорее итальянцем, чем французом, а с тех пор, как среди них появилась Екатерина Медичи, они научились не доверять итальянцам.
«Что он за человек? — думали парижане. — Ездит повсюду с расфуфыренными молодыми людьми, соперничающими из-за его благосклонности; вся одежда в драгоценных камнях; королю оно, может, и простительно, но вот лицо он красит совсем по-женски. Молодые люди, окружавшие короля, похожи на болонок, их все называют его «любимчиками».
Однако, питая пристрастие к этим смазливым юношам, он не испытывал отвращения к тому, что именовал une petite chasse de palais [13] , а именно, ему нравилось играть в прятки с придворными женщинами и, «находя» намеченную, предаваться с ней любви; правда, поговаривали, что после краткого потворства своей похоти он нуждался в трехдневном отдыхе. Такой немощи французы не ждали от своего короля.
Мария Клевская, любовница, которой он писал из Польши собственной кровью, неожиданно скончалась. Ей шел только двадцать второй год, и ходили слухи, будто ее отравили. Имя убийцы не называлось. Ревнивый муж? Соперница, ищущая расположения Генриха III? Некто, желающий влиять на короля только сам? Никто не знал; но так или иначе, Мария умерла.
Весть об этом дошла до возвращавшегося из Польши Генриха в Лионе, он упал в обморок и так разболелся, что на несколько дней слег.
Но мать находилась рядом, она ухаживала за ним, напоминала о его высоком предназначении; он поднялся с траурного ложа, чтобы короноваться в Реймсе и вступить в брак с Луизой де Водемон, сказав, что она ему нравится и поможет смириться с утратой Марии.
Таким образом, король въехал в Париж нововенчанным и новобрачным.
При дворе снова вспыхнуло старое соперничество между Алансоном и Наваррским. Шарлотта де Сов продолжала — по повелению Екатерины — стравливать их, и Генрих с головой ушел в эту игру.
Он прекрасно знал, что за ним пристально наблюдают, и теперь важно, как никогда, убедить окружающих, что беззаботности его нет предела.
Франциск, герцог Алансон, получивший теперь титул герцога Анжуйского — брат его сменил этот титул на королевский, — злился на себя, что не восстал против Анжу, когда тот находился в Польше, и всеми способами досаждал ему, новому королю. Жаждал его смерти и постоянно боялся, как бы королева не родила мальчика, хоть и заявлял вслух, что не верит в способность материнского любимчика иметь потомство.
Генрих III, доведенный издевками брата до белого каления, жаждал избавиться от него и, зная о соперничестве между ним и Генрихом Наваррским, пригласил к себе короля Наварры.
Трудно вообразить более несхожих людей — элегантного короля Франции в надушенных одеждах, с раскрашенным лицом, болтающимися серьгами, и короля Наварры, неряшливого, не пользующегося духами, не носящего украшений, высоколобого, с зачесанными назад волосами; его лицо сатира было добродушным, только в глазах порой проглядывала особая проницательность; Генрих Французский был апатичным; Генрих Наваррский излучал энергию.
— Присаживайся, брат, — пригласил король Франции. — Мы одни и можем немного поболтать.
— Ваше величество оказывает мне честь.
— И завидует тебе, брат.
— Монарх Франции завидует незначительному королю, чей нос, как говорят все вокруг, больше его королевства?
— Не обращай внимания, mon vieux. Ты ведь, кажется, многим нравишься. Например, мадам де Сов. До чего очаровательная женщина.
— Как всегда, я согласен с вашим величеством.
— До моих ушей дошло, что у тебя есть соперник.
— Не один, сир, а несколько.
— Должно быть, очень приятно добиться благосклонности, которой ищут многие.
— Сир, вашими устами неизменно гласит мудрость.
Король Франции, разведя пальцы, стал разглядывать блистающие на них изумруды и рубины.
— Я слышал, твой главный соперник — Франциск, мой брат; кажется, он отравляет тебе жизнь так же, как и мне.
Генрих насторожился; ему стало ясно, куда клонит король.
— Легкое соперничество нам не мешает, сир. Честно говоря, мне даже нравятся наши мелкие стычки.
Король поднял взгляд.
— Брат, — сказал он, — давай будем откровенны. Я болел и только недавно поднялся с постели.
— Весь двор огорчен недугом вашего величества.
— Есть человек, которого моя болезнь нисколько не огорчила, клянусь, он очень бы обрадовался моей смерти. Потому что тогда корона досталась бы ему. Как думаешь, брат, откуда у меня заболевание уха? Чем оно вызвано?
— Это нужно спрашивать у врачей, сир.
— Врачи теряются в догадках. Я нет. Я знаю. Не могло же ухо разболеться ни с того ни с сего. Помнишь, как умер мой брат, Франциск II?
— У вашего величества впереди еще много лет.
— Если мне позволят их прожить. Думаешь, это удастся с братом, мечтающим занять мой трон? Не могла же болезнь уха возникнуть сама собой. Что-то же ее вызвало?
— Может быть, легкая пирушка или chasse de palais?
Король пожал плечами.
— Я склонен думать иначе.
— Должно быть, ваше величество правы, как всегда.
— А если прав, то что дальше? Я оправился от этой болезни, когда теперь ждать следующей? А про себя ты что скажешь, брат? У меня есть королевство, которого домогается другой. У тебя женщина.
Генрих развел руками и беззаботно рассмеялся.
— Возможно, ваш брат пользуется благосклонностью этой дамы чаще, чем я. Королевство принадлежит только вашему величеству; женщина эта мне, ему и еще многим. В этом есть разница.
— Наваррский, у тебя нет гордости?
— Ваше величество, я вырос в горах маленького королевства. Там не воспитывают гордость, как при французском дворе.
— Значит, ты согласен делить с ним эту женщину?
— Если ничего другого не остается.
— Я не понимаю тебя.
«Слава Богу!» — подумал Генрих.
— Значит, делить женщину ты согласен, — продолжал король Франции. — Но, брат, думал ли ты хоть раз, что произойдет, если я умру без наследника?
— У вашего величества есть жена; и со временем вы, несомненно, подарите нам дофина.
— Я спрашиваю, а если этого не произойдет?
— Это, сир, не должно беспокоить нас еще тридцать-сорок лет.
Король неприятно рассмеялся.
— Мои братья умерли молодыми.