— Сир, я очень боюсь…
— Не бойся. — Он взял ее за руку и подвел к нише, где стояла кушетка. — Сядь и расскажи, что тебя тревожит.
— Это слишком бесцеремонно с моей стороны, сир…
Они сели, и Генрих обнял ее; его ладонь небрежно легла ей на грудь.
— Прекрасным дамам не нужно бояться меня, — беззаботно сказал он. — Ты разве не знаешь, что я всегда готов проявить к ним снисходительность?
— Сир… — девушка вздрогнула, и Генрих обнял ее крепче. Она уткнулась лицом в его камзол. — Сегодня я слышала, как один человек грозился покончить с собой.
Генрих погладил ее по волосам; волосы у нее были красивые; такие же мягкие, как у Дайеллы. Он подумал: «В темноте я мог бы решить, что Дайелла вернулась ко мне».
— Те, кто хочет покончить с собой, не грозятся, моя дорогая. Они действуют. Кто этот человек?
— Граф де Тюренн, сир.
Беззаботность Генриха как рукой сняло.
— Тюренн! Не может быть. Он шутил.
— Не думаю, сир, и, зная, как вы дорожите им, я сочла своим долгом прийти к вам.
— Как ты это услышала?
— Я фрейлина королевы, сир.
— А, да.
— Она… но я не могу вам сказать. Не смею.
— Дитя мое, не бойся выдать мне то, о чем я знаю. Сказать? Королева дала своему любовнику отставку, и он угрожал повеситься, если она не вернет его.
Мадемуазель де Ребур уставилась на короля, чуть приоткрыв губы. Бледные, они не были чувственными, но все же казались манящими.
Генрих поцеловал их. Как и Дайелла, Ребур не возражала. Как и Дайелла, она была очень рада, что ее целует король.
Генрих вошел в спальню жены. Отослал ее служанок. Отбросил одеяло и поглядел на тело, белизну которого оттеняли черные атласные простыни. До чего это в духе Марго — понять воздействие такого контраста! Сколько подражательниц найдется у нее при дворе.
Она злобно посмотрела на него.
— Чем обязана столь внезапному интересу?
— Разве муж не должен навещать жену время от времени?
— Нет, если предается утехам в другом месте.
— Я пришел поговорить о Тюренне.
Марго приподнялась на локте и насмешливо поглядела на Генриха.
— Ты только узнал, что мы с Тюренном были друзьями?
— Я знаю почти обо всем, что происходит в моем королевстве. И, разумеется, знал, что вы были любовниками. Это все знают. Даже твой брат, король Франции, написал мне о ваших отношениях.
— Змея! Это совершенно в его духе.
Генрих пожал плечами.
— Он хотел посеять между нами ссору.
— Повсюду шпики, — злобно сказала Марго. — Как бы мне хотелось добраться до них! И ты, конечно, поверил моему брату.
— Я притворился, что смеюсь над такими предположениями.
— Тогда с какой стати пришел разыгрывать ревнивого мужа?
— Когда я был ревнивым мужем? Не чаще, чем ты ревнивой женой!
— В таком случае, чего ради беспокоиться… и беспокоить меня… из-за Тюренна?
— Потому что я слышал, что он угрожал повеситься, если ты отвергнешь его, а мне нельзя терять одного из лучших генералов.
Марго рассмеялась.
— Тебе весело?
— Существовал ли когда-нибудь такой брак, как у нас?
— А разве жили на свете такие люди, как мы с тобой? — ответил он. — Я позволял тебе вести себя как вздумается. Теперь ты поступишь, как того хочу я. Утешь как-то Тюренна, пока он не выбросит это намерение из головы. Я сомневаюсь, что он пойдет на такой шаг, но как знать, вдруг повесится из бравады.
— Значит, я должна вернуть его ради тебя?
Генрих кивнул. Марго вызывающе сложила губы, он рассмеялся. И она невольно присоединилась к нему.
Марго продолжала заигрывать с Тюренном, которого Генрих в шутку называл Великим Неповесившимся. Сам он находил мадемуазель де Ребур очаровательной и страстной. Марго, однако, знала, что она шпионит за ней, и не хотела позволять ей надолго оставаться в любовницах у Генриха. Тюренна она вернула, чтобы угодить Генриху, но первый пыл их любви уже миновал. Марго подумывала, как бы прельстить Генриха, чтобы отвлечь от Ребур, и остановила выбор на маленькой Франсуазе де Монморанси, дочери Пьера де Монморанси, маркиза де Тюбри и барона Фоссе. Все называли ее Фоссеза. Она была красивой, целомудренной, и поскольку Генрих все еще жалел о нежной Дайелле, то мог найти сходство гречанки с Фоссезой более сильным, чем с Ребур. Марго решила обратить внимание мужа на эту девушку, только сделать это надо было тонко, иначе он сразу же разгадал бы ее замысел. Она была довольна, что мадемуазель де Ребур разделяла привязанность Генриха с другой фрейлиной, чувственной, опытной особой по фамилии Ксенте. Марго поощряла ее, как только могла, Ребур знала об этом и платила своей госпоже ненавистью, поэтому королева все больше утверждалась в решении вырвать короля из ее объятий.
За время жизни в Беарне Марго не сделала уступок гугенотам и регулярно слушала мессу, а Генрих и его сестра Екатерина посещали гугенотские богослужения. От Генриха этого ждали подданные, и он, равнодушный к вопросам веры, охотно выполнял их ожидания. Екатерина, оставшаяся ревностной гугеноткой, стала красавицей, отчасти благодаря тому, что влюбилась в своего кузена, Шарля де Бурбона, графа Суассонского, а он в нее. Она думала, что, став чуть постарше, выйдет за него замуж, и очень этому радовалась.
Двор перебрался в По, самый пуританский город королевства Наварра. Марго это не нравилось, недоброжелателей у нее там было больше, чем где бы то ни было, их фанатизм раздражал ее. С особенным недовольством взирал на ее поведение секретарь короля Жак Лальер. Ему не нравилось, что король дает ей такую волю. Генрих и сам не был добродетельным, но он был мужчиной и королем. То, что королева пользуется такой волей, Лальеру казалось предосудительным. Но хуже всего было то, что она исповедовала католическую веру, и с тех пор, как приехала в Беарн, слушала мессу вместе со своими друзьями-католиками.
Троицыным днем Марго отправилась в часовню замка, где должна была состояться месса. Часовня была очень маленькой, и месса всегда совершалась в некоторой тайне, но стало известно, что Марго настояла на ее проведении, а король по своей мягкости согласился.
Группа крестьян, упорно державшаяся католической веры, решила притаиться в часовне и тайком послушать мессу. Когда Марго и несколько ее друзей прибыли, крестьяне уже находились там, но в крохотном помещении спрятаться стольким людям было невозможно.
Марго спросила, кто они и зачем пришли, их предводитель, упав перед ней на колени, объявил:
— Ваше высочество, мы уже несколько лет не слушали мессы. Не прогоняйте нас.