Дни проходили, как кошмарный сон. Я повторяла, что произошла глупая ошибка, и Бен обязательно найдет свой опал в другой коробке. Отправившись к нему, я обнаружила, что дружелюбный Хенникер превратился в разъяренного быка.
– Он украл его! – орал Бен. – И сбежал с Зеленым Огнем! Я его прикончу! Присутствовали три человека, когда я вечером вынимал камень из сейфа. Ваш молодой дьявол сидел справа… Я его пристрелю и верну сокровище!
– Десмонд не мог сделать этого, – плакала я. – Поверьте мне.
Он прекратил орать и принялся внимательно разглядывать меня.
– Похоже, он и вас обманул… Симпатяга с отличными манерами. Но за его внешним лоском кроется другое…
Больше говорить было не о чем. Мистер Хенникер собрался уезжать и не терял времени даром. Он решил следовать за Десмондом на месторождение, рассчитывая разыскать его там. Бен считал, что мистер Дерехэм – фанатик опалов и не смог справиться с желанием обладать великолепным и бесценным Зеленым Огнем. Хенникер ругал себя за то, что не сразу распознал негодяя. Он называл себя слепцом и корил за то, что не смог предвидеть случившееся.
Разговоры с Беном стали невыносимы, и я перестала бывать в Оуклэнде, полностью отдавшись своему горю. Родители думали, что дочь заболела, – столь бледной и безучастной ко всему я выглядела. Какое-то время мне было вообще плевать на происходившее вокруг. Потом Ханна сказала, что Бен уезжает в Австралию.
Мы встретились перед его отъездом, но дружба дала трещину. Между нами стоял Десмонд. Хенникер не сомневался в его вине, я же отстаивала честь любимого.
Тяжко писать о моем тогдашнем состоянии. Бен уехал, я потеряла Десмонда. Это была настоящая трагедия. Я все еще бывала в Оуклэнде. Прислуга развлекала меня на кухне, говорила о возвращении мистера Хенникера, который непременно вернется в любимый замок. Никто не упоминал о Десмонде, но я не сомневалась, что в мое отсутствие его персона постоянно обсуждалась.
Мириам знала обо всем, ибо я рассказывала ей о своих любовных похождениях. Она ждала момента, когда я, возвращаясь со свиданий, открывала душу. Теперь все пошло прахом, и сестра боялась маминой реакции.
В конце ноября мои подозрения подтвердились. Сначала я просто гнала страх и уверяла себя, что этого не могло случиться.
Однако во время встреч в парке мы не только разговаривали и мечтали, но и страстно занимались любовью. Десмонд все время повторял:
– Считай, что мы женаты. Я никогда не посмотрю ни на кого другого.
Я сама видела себя его женой, представляла, как мы приедем в Австралию, как стану помогать ему, как в семье появятся дети. Перед Рождеством я уже не сомневалась, что жду ребенка, и не зная, что предпринять, рассказала обо всем Ханне, которой доверяла. Но наши разговоры ни к какому решению не привели. Если бы мистер Хенникер остался в Оуклэнде, он помог бы мне, а больше обратиться было не к кому.
Пришлось рассказать Мириам. Я помню ту ночь на Рождество, ужасно несчастливую. Мы пошли сначала на ночную службу и утром тоже посетили церковь. В такие моменты маме казалось, что она вернулась в Оуклэнд Холл. Во время обеда она не переставала вспоминать Рождество в имении, украшенный замок и множество гостей. Внезапно у меня вырвалось:
– Сделай папе рождественский подарок – помолчи о прекрасном прошлом.
Мне трудно было сдержаться, ибо по сравнению с моей собственной трагедией и исчезновением Десмонда все остальное меркло. Все пришли в ужас. Никто не смел разговаривать с мамой подобным образом. Папа печально сказал:
– Нужно уважительнее относиться к матери, Джессика.
– Пора ей подумать о нас, – воскликнула я. – Пусть мы потеряли Оуклэнд, но у нас есть уютный дом. В жизни бывают большие несчастья, нежели существование в Дауэре.
Потом я разрыдалась и выбежала из комнаты. А вслед летели слова матери:
– Джессика становится невозможной!
Я сослалась на головную боль и провела весь день в спальне. Но вечером пришлось выйти. День прошел ужасно, а ночью я призналась Мириам, которая немедленно пришла в ужас. Она не очень понимала, что случилось, но отлично помнила, как одна из служанок попала в «интересное положение», была немедленно уволена и отправлена домой, навсегда покрытая позором. Последние слова она повторяла несколько раз, пока я не закричала.
Стоял один вопрос: что делать? Я пыталась объяснить Мириам, как все произошло, но отлично понимала, что ее сочувствие моментально рассеется, как только мама будет в курсе. Признание стало неминуемым, и я решила сделать его сама, открывшись Ксавьеру. Несмотря на свою отстраненность, он мог понять меня лучше других. Я явилась в его комнату мрачным январским днем. Брат смотрел так, словно я сошла с ума, хотя потом повел себя мягко. Я ничего не скрывала: ни знакомства с Беном Хенникером, ни встреч с Десмондом, ни наших планов на брак, ни трагических событий, связанных с его исчезновением.
– Ты уверена, что ждешь ребенка? – спросил Ксавьер.
Я кивнула.
– Нужно точно убедиться. Обратись к доктору Клинтону.
– Только не к нему! – в ужасе воскликнула я.
Врач лечил нашу семью многие годы, и эта новость станет для него шоком. Брат пообещал отвести меня к доктору, который не знал Клейверингов, и сдержал свое обещание.
Когда мы оба убедились, что я беременна, оставалось только рассказать родителям. Такого долго не скроешь, и они должны были спланировать будущее.
Женщина, ожидающая ребенка, обретает какую-то странную силу. Во всяком случае, так было со мной. Побег Десмонда разбил сердце. Но теперь зародилась новая надежда. Даже сцены родительского гнева не волновали меня. Ксавьер держался спокойно и оказался отличным братом. Именно он позвал родителей, и мы вчетвером отправились в гостиную. Там брат закрыл дверь и тихо произнес:
– У Джессики будет ребенок.
Наступила напряженная тишина. Наверное, такая же, как перед гибелью Помпеи. Папа непонимающе мигал, а мать застыла на месте.
– Боюсь, что это так, – продолжил он. – Нужно решить, что делать.
И тут матушка завопила:
– Ребенок! У Джессики! Не верю!
– Это правда, – подтвердила я. – Я должна была выйти замуж, но случилось несчастье.
– Несчастье?! – выкрикнула матушка, уже оправившись от первого шока. – Что ты хочешь сказать? Это невозможно!
– Мама, чему быть, того не миновать. Давайте лучше обдумаем, как поступить, – старался утихомирить ее Ксавьер.
– Я хочу знать все, – не унималась родительница. – Не могу поверить, что моя дочь…
– Доктор подтвердил беременность, – сказала я.
– Мистер Клинтон?! – в ужасе воскликнула она.
– Нет, – утешил ее брат. – Этот врач нас не знает.
Мать набросилась на меня, будто разъяренная тигрица, и оскорбляла как попало. Но я не помню горьких слов. Я ее просто не слушала, а думала о ребенке, которого очень хотела! и это помогало мне в трудные моменты. Затем мать набросилась на отца, обвинив его в случившемся. Если бы он не оказался транжирой, мы бы жили в Оуклэнде, и тогда бы этот подлец-шахтер не привез своих порочных друзей, чтобы соблазнить глупых девчонок. Только из-за его соседства, не унималась мама, и произошло подобное. Я ждала незаконнорожденного ребенка. Такого позора семья Клейверингов никогда не знала.