В ответ я протянула руку и коснулась его лица. Он взял мою ладонь и нежно поцеловал.
– Я сама себя не понимаю, – жалобно произнесла я.
– Зато я вас понимаю, моя дорогая. Вы были так одиноки. Вы пытались бороться со своим горем, ненавидели, вместо того, чтобы любить, отказывались признать, что жизнь может и должна быть прекрасной! А сегодня, когда я здесь, рядом с вами, когда мы находимся в таинственной лесной чаще, где сам воздух, кажется, пропитан чудесами, вы должны забыть все препятствия, которые сами себе создали. Вам надо перестать грустить и начать жить!
На меня снизошло какое-то блаженное успокоение, больше не хотелось сопротивляться, наоборот – мне хотелось раскрыть ему свои объятия! Завтра я опять встречусь со своим врагом, но то, что должно произойти сегодня ночью, произойдет. Я позволила ему увести меня с балкона. Мы сели рядом на кровать.
Он целовал меня и говорил:
– Наконец-то! Забудем все, кроме того, что мы сегодня вместе… что я что-то значу для вас, а вы для меня. А когда люди так относятся друг к другу, выход один…
Я повернулась к нему. Он целовал мою шею, губы, глаза, и неожиданно я почувствовала, что меня охватывает блаженство, которого я никогда в своей жизни не испытывала.
Забрезжил рассвет. Проснувшись, я лежала и думала о том, что произошло со мной этой ночью. Никогда прежде я не знала такой страсти, такого счастья. Я вспомнила Обри и первые дни после нашей свадьбы. Тогда казалось, что наши отношения – это полная идиллия, а Обри был нежным и заботливым. А потом наступило то страшное отрезвление в Венеции, когда я постепенно поняла, что на самом деле люблю не Обри, а саму любовь. Мне нравилось быть влюбленной, хотелось, чтобы мной восторгались. Любовь казалась сплошным удовольствием.
На этот раз все было по-другому. Сейчас настоящая любовь бросила меня в объятия человека, к которому меня уже давно неудержимо тянуло, и который все еще оставался для меня загадкой.
Все мои чувства пришли в смятение. Я не могла ни о чем и ни о ком думать, кроме него. То, что я когда-то испытывала к Обри, было совсем иным. Сравнение тех ощущений и моих сегодняшних было бы сравнением бледного лунного света и ярких солнечных лучей.
Я лежала без сна, наслаждаясь покоем, и думала: «Эту ночь я не забуду до конца своих дней. Она останется со мной на всю жизнь. Даже если он покинет меня, я всегда буду помнить, что испытала сегодня, и буду знать, что никто в целом свете с ним не сравнится».
Наверное, я вела себя глупо – уступила ему слишком легко. Впрочем, я даже не уступала – сила моей страсти удивила меня. Я обнаружила в себе как бы другую женщину – чувственную, умеющую любить и требующую любви от партнера. Вот уж никогда не думала, что могу быть такой! Он помог мне понять самое себя.
Неожиданно я почувствовала, что он взял мою руку, свободно лежавшую поверх одеяла.
– Проснулась, соловушка? – нежно спросил он.
– Да. Скоро утро.
– И мы уедем отсюда. Ты ни о чем не жалеешь… Сусанна?
– Нет, – ответила я, – ни о чем.
И вдруг слова замерли у меня на устах – я только сейчас поняла, что он назвал меня моим настоящим именем. Он сказал «Сусанна», а раньше я всегда была для него «Соловьем» или «мисс Плейделл».
– Почему ты так меня назвал? – спросила я.
– А почему бы и нет? Ведь это твое имя. Сусанна Сент-Клер… Очаровательное имя! «Анна» никогда тебе не шло, а вот «Сусанна» – другое дело. Ты настоящая Сусанна.
– Так тебе известно, что я…
– Тщательно охраняемый секрет соловья, – лукаво произнес он. – Впрочем, для меня он никогда не был секретом.
– А почему ты мне ничего не говорил?
– Я считал неразумным говорить с тобой о том, что ты так тщательно скрывала.
– И когда ты узнал правду?
– С самого начала. Дело в том, что я видел тебя в Венеции.
– Ах, вот как! Я тоже тебя видела. В тот вечер… ты привез домой Обри.
– Значит, ты тоже знала, кто его привез, и наверняка думала: «Этот безнравственный доктор Дамиен пристрастил моего мужа к наркотикам».
– Да, именно так я и думала и сейчас уверена в этом.
– Понимаю.
– А ты считал меня легкомысленной, беспечной женой, которая не принесла Обри счастья и не спасла его, хотя и могла бы.
– А разве ты на самом деле не могла бы его спасти?
– Но как? Это было так ужасно… Пещера, где они собирались, и все остальное…
– Обри был глуп и к тому же позер. Когда он узнал о клубе Фрэнсиса Дэшвуда в Медменхэме, он решил устроить такой же у себя. Мальчишка и больше ничего!
– Но к наркотикам его пристрастил все-таки ты.
– Это неправда! – неожиданно гневно воскликнул он. – Мне было интересно наблюдать за их действием. Раньше считалось, что эти снадобья принимаются только для стимулирования воображения, обострения чувств. Я же понимал, что они обладают и медицинской ценностью, и хотел выяснить это поточнее.
– И ты выяснял это на живых людях. Ты позволял им бесконтрольно принимать наркотики и изучал полученный эффект.
– Это не так. Я все пробовал на себе. Обри и его друзья баловались своими наркотиками.
– Но ты тоже мог бы стать наркоманом.
– Только не я! Я-то знаю, где остановиться.
– Ты был там… в их пещере.
– Да. Это было очень интересно.
– А когда все это только начиналось… еще в Индии… ведь ты тоже там был.
– Там было несколько человек. Я сейчас уже забыл, как их звали. Одна довольно глупая бабенка, которая считала, что жизнь слишком скучна, основала этот клуб. Я действительно иногда проводил с ними время – мне нужно было выяснить эффект наркотиков.
– А почему же ты сам не попытался спасти Обри?
– Я действительно очень беспокоился о нем и неоднократно пытался вмешаться. Его брат был большим моим другом. Вначале я полагал, что Обри удастся отучить от его пагубного пристрастия, но когда началась эта история с пещерой, дело стало почти безнадежным, а когда ты уехала от него – тем более. После этого он стремительно покатился вниз.
– А ты помнишь ту ночь, когда умер мой ребенок? Ведь ты был там! Ты дал ему какое-то лекарство – свое собственное, – одним словом, поставил на нем очередной эксперимент, и Джулиан умер!..
– Это тоже неправда. Я уже говорил тебе – ребенок был мертв, когда меня позвали к нему. Я действительно тогда гостил в Минстере Сент-Клере, но в то время был в пещере и наблюдал за поведением людей, находившихся под влиянием наркотиков. Это очень многое дало мне для работы. Потом мы вернулись в дом, и я увидел, что одна из служанок буквально бьется в истерике – заболел Джулиан. Старая нянька была пьяна и ничего не осознавала. Я тут же поднялся к ребенку, но он был уже мертв. Он умер от воспаления легких.