– Он останется на ленч, мисс?
– Да.
– Тогда надо принести еще один прибор, Полл.
Как хорошо дома, в очередной раз подумала я.
Мне не терпелось услышать, как дела у Лили, и когда девушки обменялись многозначительными взглядами, я спросила:
– Так она ждет ребенка?
– Да, мисс.
– И когда же?
– В июле.
– Она, наверное, очень довольна?
– О Боже, мисс, посмотрели бы вы на Клифтов! Можно подумать, что это первый ребенок, который появится на свет…
Я невольно обратилась мыслями к Герде. Как, должно быть, ей было страшно, когда она принимала зловещее снадобье… Как хорошо, что с Лили все в порядке!
Ленч проходил очень торжественно. Преданность наших слуг произвела глубокое впечатление на Чарлза. Он постоянно повторял, что чрезвычайно рад обстоятельствам, которые свели нас троих в Кайзервальде.
– Это самое приятное из всего, что со мной там случилось.
Вечером Джо отвез Чарлза на вокзал.
– Мы обязательно скоро опять увидимся, – произнес он на прощание. – Когда я приеду в Лондон, то зайду к вам, если позволите.
– Ну конечно! Мы будем очень рады.
Он коснулся моей руки, потом руки Генриетты, и я в очередной раз подумала, что он был бы очень хорош для нее. А вот подошла бы она ему? В этом я сомневалась. Я очень любила свою подругу, но иногда она бывала такой беспечной, такой жадной до жизни… По сравнению с ней я выглядела рассудительной, много повидавшей женщиной. Наверное, такой меня сделали перенесенные страдания.
Но как бы то ни было снова повидать Чарлза Фенвика будет очень приятно.
Возвращаться к прежнему образу жизни оказалось не так-то просто. В Кайзервальде у нас было столько самых разнообразных обязанностей, что мы очень ценили недолгие часы досуга. Здесь же, когда все наше время был один сплошной досуг, было так приятно понежиться в удобной, мягкой постели, не вставая съесть завтрак, принесенный Джейн и Полли – девушки ни за что не соглашались на то, чтобы мы вставали для завтрака к столу, – наслаждаться разнообразием вкусных и питательных блюд, специально приготовленных для нас. Эта еда не шла ни в какое сравнение с жидким бульоном и надоевшими овощами. А разве можно было поставить рядом чашку настоящего крепкого чая и эту жуткую бурду из молотой ржи, которой нас вместо кофе потчевали в Кайзервальде! По мнению Джейн, нас там просто морили голодом. Этим иностранцам нельзя доверять ни в коем случае! Уж теперь-то они обе – Джейн и Полли – откормят нас как следует. И девушки каждый день изобретали все новые и новые блюда, которые мы, даже если не были голодны, съедали без остатка, боясь обидеть наших преданных слуг.
– Вы сделаете из нас двух противных толстух! – жаловалась Генриетта.
Она искоса взглянула на свои руки. Я тоже бросила взгляд на мои. Увы, они больше не были такими красивыми, как прежде!.. Постоянная возня в воде и орудование щеткой сделали кожу грубой, а ногти, и раньше доставлявшие мне немало хлопот, только сейчас понемногу начинали отрастать.
Генриетта считала, что мы первым делом должны привести свои руки в то состояние, в котором они были до нашей поездки в Кайзервальд. По ее мнению, с такими руками вход в приличное лондонское общество для нас закрыт.
– А разве мы собираемся вращаться в обществе? – удивленно спросила я.
– Мы должны быть готовы следовать за нашим «дьявольским доктором» повсюду, а мне почему-то кажется, что он вхож в самые высшие круги.
И мы начали каждый вечер смазывать руки гусиным жиром, а ложась спать, надевать хлопчатобумажные перчатки.
Я часто вспоминала Герду, и в душе моей разгорался гнев против негодяя, соблазнившего ее. Это наверняка был Дамиен – человек, который погубил Обри и не сумел спасти жизнь моего сына. Как же я его ненавидела!..
В день нашего приезда нас пришла навестить Лили. Она прямо сияла от радости и уже выглядела солидной матроной.
Мы сказали, что очень рады за нее, а она беспрестанно говорила о своем будущем ребенке. По всему чувствовалось, что эта молодая женщина вполне удовлетворена своей жизнью.
– А ведь всем этим я обязана вам, мисс, – добавила она. – Только подумайте, если бы ваша карета не сбила меня тогда на улице…
– А может быть, вы обязаны всем этим тому мужчине, который оторвал пуговицы от сшитых вами жилетов. Но в одном вы правы, Лили – в жизни все взаимосвязано, и самые, казалось бы, отдаленные события подчас влияют на то, что с нами происходит.
– Я думаю, вы правы, мисс. Но все же считаю, что обязана всем только вам одной.
– А я счастлива видеть вас такой счастливой, Лили.
– Только одно нас беспокоит…
– Что же?
– То, что Вильяму, возможно, придется опять идти в армию.
– Вы имеете в виду – служить заграницей?
– Ну, это еще было бы не так уж плохо, потому что я, конечно, поеду вместе с ним и нашим ребенком. Но сейчас везде говорят о войне…
– О войне?
– Ах да, вы же ничего не знаете. В газетах полно сообщений о России и Турции. И люди все чаще говорят, что вот мы им покажем, где раки зимуют. И этот лорд Пальмерстон, он ведь тоже хочет войны!
– Понятно.
Теперь Лили уже не выглядела такой радостной, как в первую минуту.
– Вы же знаете, мисс, что Вильям солдат.
– Да, конечно, и это очень печально. А ведь он мог бы работать в лавке своего отца.
– И мне бы этого хотелось. Хотя, конечно, ему так идет военная форма!
– Потому-то, как я полагаю, вы в него и влюбились. Ну, не тревожьтесь! Может быть, еще никакой войны и не будет. В конце концов, пока разногласия возникли у России и Турции.
– То же самое говорит и мой свекор. Но все же газеты постоянно об этом трубят, да и многие люди считают, что мы должны вмешаться.
– И, тем не менее, будем надеяться, что все это одни пустые разговоры.
Однако когда я увидела газеты и прочла некоторые комментарии, содержавшиеся в них, то поняла, почему так беспокоилась Лили. В Кайзервальде мы были как бы отрезаны от остального мира. А правда заключалась в том, что в настоящий момент мы находились гораздо ближе к войне, чем я предполагала. Крупные и влиятельные европейские государства собирались вмешаться в конфликт и помирить Россию и Турцию, однако Россия, по словам ее политиков, намеревалась проучить «европейского больного» – так они именовали Турцию – и согласилась бы только на полную капитуляцию этой страны. Переговоры были прерваны. Война становилась неизбежной.
На лондонских улицах ощущалось постоянное напряжение. Куда бы вы ни шли, везде можно было услышать разговоры о войне. Газетные заголовки призывали к вмешательству в военный конфликт, те же, кто выступал против войны, клеймились как предатели. Мы должны вмешаться, говорилось почти в каждой газетной статье, и за неделю покончить с русскими.