Эван начал спускаться в яму, это было нелегко. Теренс принял командование на себя:
— Принесите носилки и пойдите за врачом. Держите фонарь, я буду спускаться и помогу Эвану.
Вместе с Эваном они склонились над распростертой фигурой Теодосии.
* * *
Это было, как кошмарный сон: мерцание фонаря в гробнице, притихшие люди, неподвижное тело Теодосии, убитый горем Эван.
Все происходило слишком медленно: нелегко поднять человека из ямы на носилках и продвигаться к выходу из гробницы по узким переходам. Теренс оказался умелым руководителем, ему помогала Табита. А я лишь успокаивала Эвана, который повторял:
— Это я виноват, не надо было вести ее сюда.
Наконец мы доставили Теодосию во дворец. Ночью она преждевременно родила мертвую девочку. Мы переживали за ее жизнь: она по-прежнему не приходила в сознание.
Я повторяла Эвану:
— Все будет хорошо. Вы потеряли ребенка, но у вас будут еще дети.
— Если только она выживет, я больше никогда не увезу ее из дома. Она была напугана и предчувствовала опасность. Это я виноват.
— Глупости. Ты не виноват. Теодосия поехала с тобой, потому что ты ее муж.
— Она хотела вернуться… а я ее удерживал. Она старалась привыкнуть. Почему только я не уехал с ней домой?
— Ты же не мог бросить работу, — убеждала я его.
— Я просил Тибальта, но он не мог отпустить меня без замены.
Пришла Табита и позвала нас к Теодосии. Мертвенно-бледное лицо на подушке можно было узнать с трудом. Внезапно я поняла: вот моя сестра и она умирает.
Эван встал на колени у кровати. По его щекам, не переставая, текли слезы.
Теодосия открыла глаза:
— Эван.
— Моя любовь… дорогая моя.
— Я не боюсь, Эван.
Она увидела меня.
— Джудит, сестра.
— Я здесь.
— Она сейчас надо мной, Джудит… большая черная летучая мышь. Но я не боюсь, Эван.
— Господи, — прошептал Эван.
Табита коснулась моего плеча.
— Все кончено, Джудит, — прошептала она.
Я встала.
Трудно поверить. Еще вчера Теодосия была здорова и пару дней назад мы ходили с ней по магазинам.
Теодосии больше нет.
* * *
Смерть Теодосии произвела эффект разорвавшейся бомбы. Разве не умер таинственной смертью сэр Эдвард? И вот новая смерть. Это сбывается проклятие фараонов!
Мустафа и Абсалам тоскливо смотрели на меня умоляющими глазами. «Уезжайте, леди, — говорили эти глаза. — Уезжайте, пока проклятие не сбылось снова».
Тибальт переживал:
— Табита огорчена. Это она предложила организовать экскурсию. Мы понимаем, что она хотела, как лучше.
Я никогда не видела, чтобы он так сильно переживал. О Табите!
Что со мной? Я раздражена и меня терзают подозрения. Он беспокоится, как это переживет Табита, а не мы с Эваном, ее сестра и муж.
— Я начал расследование. Необходимо выяснить, как это могло случиться. Мы постоянно пользовались мостом, перевозили по нему тяжелое оборудование. Почему он сломался, едва на него ступила молодая женщина? Если нам не удастся это выяснить, то вновь пойдут нелепые слухи, — сказал Тибальт.
Многие поверили в проклятие фараонов и ничего с этим не поделаешь. Боги рассердились.
Но почему жертвой стала Теодосия, она никого не оскорбила и не работала в гробнице? Она впервые спустилась в усыпальницу. Она хотела вернуться домой. Если боги рассердились, почему они решили отомстить самой слабой из нас?
Некоторые из рабочих отказались спускаться в подземелье и вести раскопки. Работа вновь приостановилась.
Я сочувствовала Эвану, который тяжело переживал утрату жены. Он не мог сосредоточиться, из его глаз лились слезы. Он постоянно говорил о Теодосии, о том, как она мечтала иметь ребенка.
Это было невыносимо.
— Тибальт, Эван должен вернуться в Англию. Он не может здесь оставаться.
— Он нам нужен, — ответил мне Тибальт.
— Но не в теперешнем его состоянии.
— Да, сейчас он бесполезен.
— Он схоронил жену и ребенка, — резко сказала я.
— Знаю. Я думал, ему будет легче, если он займется работой.
Я горько рассмеялась.
— Ему все здесь напоминает об утрате. Он должен уехать и как можно скорее.
— Что он будет там делать? Переживать и все. А работа поможет ему забыться.
— Тибальт, ты понимаешь, как сильно Эван любил свою жену?
— Знаю, он любил преданно.
— Боюсь, ты не в состоянии понять чувства Эвана к Теодосии.
Он странно посмотрел на меня.
— А мне понятны его чувства. Он в шоке от горя. Ему необходимо помочь. Он потерял самое дорогое, что у него было. Работа не спасет его. Ему надо уехать отсюда. Здесь слишком тяжелые воспоминания.
— А дома?
— А дома другие воспоминания. Здесь он вспоминает, как она упала… все ее страхи. Он упрекает себя. Он на грани срыва. Если б ты только видел его лицо, когда Теодосию выносили из гробницы… и у ее изголовья, когда она умирала…
Мой голос сорвался, Тибальт похлопал меня по плечу. Я посмотрела на него и рассердилась: он думает, кого поставить на место Эвана.
— Дело не в археологии, а в приличии и доброте. Если другим все равно, об Эване позабочусь я, — продолжала я.
— Естественно, мы поступим, как лучше…
— Я знаю, что работа должна продолжаться, независимо от того, что случилось. Но Эван в теперешнем состоянии бесполезен для тебя. Я напишу тетушкам, что случилось. Спрошу, не смогут ли они принять у себя Эвана. Они будут за ним ухаживать и вернут его к жизни.
Я написала:
«Дорогие тетушки, примите Эвана и позаботьтесь о нем. Вы уже знаете об ужасном несчастье. Бедный Эван в шоке. Вам известно, как сильно он любил Теодосию. Я до сих пор не могу поверить в ее смерть. Мы с ней здесь очень сблизились. Мы по-настоящему стали сестрами…»
До того момента я не плакала, а тут слезы неожиданно полились на бумагу. Мои тетушки тоже всплакнут, когда получат мое письмо.
Бедная печальная Теодосия, боявшаяся жизни! Все время ее пугала смерть, а когда она подступила к ней, то последние ее слова были: «Я не боюсь».
Лучше бы она не ступала на тот мост. Но тогда умер бы кто-то другой. Тибальт! У меня защемило сердце. А что если бы это случилось с Тибальтом? Со времени приезда в Египет мои идиллические грезы наполнились сомнениями, страхами, даже подозрениями. Слишком часто я вспоминала, как люди реагировали на нашу свадьбу. Некоторые сомневались в искренности чувств Тибальта, даже Доркас и Элисон, ведь я стала наследницей.