В машине Дортлих сидел молча, пока они ехали по забитой транспортом улице Радзивилайтес.
Сержант Свенка, сидевший за рулем, предложил Дортлиху сигарету и сказал:
– Тяжело было?
– Хорошо еще, что я сам не в таком состоянии, – ответил тот. – Эта его гребаная служанка – пришлось дожидаться, пока она уйдет в церковь. В церковь! Она ж рискует попасть в тюрьму! Думает, я не знаю. Отец через месяц умрет. Я переправлю тело в его родной город, в Швецию. У нас будет, может, целых три кубических метра под его телом. Полно места – три метра длиной.
Лейтенант Дортлих пока что не имел собственного кабинета, у него был лишь стол в общей комнате в отделении милиции, где престижность определялась близостью к печке. Сейчас, весной, печь не топили, и на ней валялись разные бумаги. Документы, заполнявшие стол Дортлиха, были по большей части разной бюрократической ерундой, половину из них можно было спокойно выбросить.
В последнее время между отделами милиции и МВД в соседних Латвии и Польше почти не было связи. Милиция и полиция в сателлитах Советского Союза были созданы вокруг центрального аппарата в Москве – это было похоже на колесо со множеством спиц, но без обода.
А вот и бумага, которой ему надо было заняться: пришедший по телеграфу официальный список иностранцев, получивших визу для въезда в Литву. Дортлих сравнил его с длинным списком разыскиваемых лиц и списком подозреваемых в политических преступлениях. Восьмым в списке получивших визу стоял Ганнибал Лектер, свеженький член молодежной организации Французской коммунистической партии.
Дортлих сам сел за руль своего "картбурга" с двухтактным двигателем и отправился на Центральную телефонную станцию, куда регулярно ездил раз в месяц. Он подождал снаружи, пока не убедился, что сержант Свенка вошел в здание и заступил на смену. И вскоре, когда Свенка уже сидел за пультом коммутатора, Дортлих оказался один в кабинке для международных переговоров и набрал номер во Франции. Он подсоединил к линии прибор, фиксирующий мощность сигнала, и стал следить за его стрелкой, опасаясь, что к нему может подключиться подслушка.
* * *
Во Франции, в подвальном помещении ресторанчика недалеко от Фонтенбло в темноте раздался звонок телефона. Он звонил минут пять, пока трубку наконец не сняли.
– Говорите.
– Кое-кому следовало бы побыстрее отвечать на звонки. Я ж тут как на угольях сижу. Нам нужно все подготовить в Швеции, чтобы наши друзья встретили гроб, – сказал Дортлих. – И еще – этот парнишка Лектер едет сюда. По студенческой визе через организацию "Молодежь за возрождение коммунизма".
– Кто?!
– Подумай над этим. Мы ведь обсуждали этот вопрос, когда в последний раз вместе ужинали, – напомнил Дортлих, глядя на часы. – Цель поездки: подготовка каталога библиотеки замка Лектер. Чушь собачья – русские этими книгами задницы подтирали! Вероятно, следует кое-что предпринять там, у час. Сам знаешь, кому нужно об этом сообщить.
К северо-западу от Вильнюса, на берегу реки Нерис возвышаются развалины старой электростанции, первой в этом районе. В лучшие времена она давала скромное количество электроэнергии, поставляя ее городу и на несколько лесопилок и механический завод, расположенные выше по реке. Она работала круглый год, в любую погоду, поскольку действовала на польском угле, доставляемом сюда по узкоколейке или речными баржами.
Самолеты люфтваффе сровняли ее с землей в первые пять дней немецкого наступления. А с появлением новых, советских, линий электропередач она так никогда и не была восстановлена.
Подъездная дорога к электростанции была перекрыта цепью, прикрепленной к двум бетонным столбам и запертой на замок. Замок был ржавый снаружи, но хорошо смазанный внутри. Надпись на русском, литовском и польском гласила: "НЕРАЗОРВАВШИЕСЯ БОЕПРИПАСЫ! ВХОД ВОСПРЕЩЕН!"
Дортлих вылез из грузовика и швырнул цепь на землю. Сержант Свенка переехал через нее. Гравий дороги кое-где пророс кустами, которые царапали днище грузовика, издавая скребущий звук.
– Вот тут вся ваша команда... – начал Свенка.
– Да, – ответил Дортлих, не дав ему договорить.
– Думаете, тут действительно есть мины?
– Нет. Даже если это не так, все равно держи это при себе. – У Дортлиха не было привычки что-то кому-то доверять, а потребность в помощи Свенки его просто раздражала.
Рядом с разбитым и почерневшим фундаментом электростанции стоял сборный ниссеновский домик, полученный когда-то по ленд-лизу и обгоревший с одной стороны.
– Подгони машину вон туда, где кусты. И достань цепь из кузова, – распорядился Дортлих.
Он закрепил конец цепи на заднем бампере грузовика и потряс ее, чтобы распрямить звенья. Потом выдрал с корнем один куст, обнажив край деревянного настила, прикрепил к нему цепь и махнул Свенке, чтобы тот подал грузовик вперед, пока настил, замаскированный сверху кустами, не отъехал в сторону, открыв металлические двери в бомбоубежище.
– После последнего воздушного налета немцы сбросили сюда парашютный десант, чтобы захватить переправу через Нерис, – объяснил Дортлих. – Рабочие электростанции укрылись здесь. Один из парашютистов постучался в двери и, когда ему открыли, бросил внутрь гранату. Потом нелегко было все там убрать. Да и теперь требуется некоторое время, чтобы привыкнуть и приспособиться. – Говоря это, Дортлих отомкнул три замка, запиравшие двери.
Распахнув их, он выпустил наружу, прямо в лицо Свенке, клуб спертого воздуха, пропахшего горелым. Дортлих включил электрический фонарь и пошел вниз по крутым металлическим ступеням. Свенка глубоким вдохом набрал в грудь воздуху и последовал за ним. Внутри все было побелено известью, вдоль стен стояли грубо сколоченные деревянные стеллажи. На них лежали произведения искусства. Иконы, завернутые в тряпки, несколько рядов пронумерованных алюминиевых тубусов для карт с залитыми воском навинчивающимися крышками. В задней части хранилища стояли пустые багетные рамы. Из некоторых картины были вынуты аккуратно и все крепежные гвоздики извлечены, из других же полотна явно вырезали в спешке, и из них торчали пожелтевшие и засохшие лохмотья холста.
– Складывай все вон на ту полку и еще на те, в самом конце, – велел Дортлих. Он собрал несколько тюков, увязанных в клеенку, и пошел к ниссеновскому домику. Свенка за ним. Внутри на козлах стоял великолепный дубовый гроб, украшенный эмблемами Клайпедского профсоюза моряков и речников. Гроб был отделан декоративной полированной рейкой, опоясывавшей его по всему периметру как ватерлиния, а его нижняя часть была темнее верхней, как днище корабля. Прекрасный образчик мастерской работы.
– Вот и корабль для души моего папаши, – заметил Дортлих. – Тащи сюда вон ту коробку с ватными оческами. Важно, чтобы ничто внутри не гремело.
– Если и загремит, все подумают, что это кости, – сказал Свенка.