Гуляя по дорожкам сада, он увидел приближающуюся к нему жену Жаклин. Он поглядел на нее с большой нежностью; она была в положении — это радовало их обоих. Они поженились недавно, их союз был романтичным. Жаклин полюбила его еще до их знакомства; как и многие гугенотки, она восхищалась им долгие годы; после смерти жены адмирала она решила утешить его, если он позволит ей сделать это. Она совершила длинное путешествие из Савоя в Ла Рошель, где находился в то время Колиньи; тронутый ее преданностью одинокий вдовец не смог отвергнуть обожание, которое она предлагала ему. Вскоре после прибытия Жаклин в Ла Рошель Колиньи окунулся в покой и счастье второго брака.
— Я пришла, чтобы посмотреть на твои розы, — сказала она и взяла мужа под руку.
Он тотчас понял, что появилась какая-то новая причина для тревоги; он ощутил ее беспокойство. Она не умела скрывать свои чувства и теперь, вынашивая ребенка, казалась еще более открытой, чем прежде. Заметив, как дрожат ее пальцы, сжимавшие его руку, он догадался, что произошло. Он не стал спрашивать, что ее беспокоит; он хотел оттянуть неприятный момент хоть нанемного.
— Моя дорогая, ты же видела розы вчера.
— Но они меняются за день. Я хочу снова взглянуть на них. Пойдем. Отправимся в розарий.
Они оба не посмотрели назад, на серые стены замка. Гаспар обнял жену.
— Ты устала, — сказал он.
— Нет.
Очевидно, меня вызывают ко двору, подумал Колиньи. Король или королева-мать. Жаклин будет плакать и уговаривать меня остаться. Но я должен поехать. Многое зависит от моего присутствия. Я должен работать во имя наших людей; переговоры и совещания предпочтительней гражданской войны.
Он давно мечтал о такой войне, которая принесет свободу гугенотам Франции и Фландрии, дарует людям право выбора религии, положит конец ужасным массовым убийствам, подобным происшедшему в Васси. Ради этой цели он мог отдать жизнь, хотя и боялся причинить боль близким.
Его сыновья, пятнадцатилетний Франциск и семилетний Одет, подошли к Колиньи и Жаклин. Они знали новость; Гаспар тотчас понял это. Лицо Франциска ничего не выдавало, но маленький Одет невольно смотрел на отца с тревогой во взгляде. Как грустно, что такой маленький мальчик, понимая многое, испытывает страх.
— Что с тобой, сын? — спросил Колиньи Одета и тотчас перехватил предупреждающие взгляды Жаклин и старшего сына.
— Ничего, папа, — высоким мальчишеским голосом ответил Одет. — Меня ничто не беспокоит. Со мной все в порядке. Спасибо.
Гаспар взъерошил свои темные волосы и подумал о другом Одете, который отправился в Лондон и не вернулся назад.
— Как здесь чудесно! — сказал он. — Признаюсь, мне не хочется возвращаться в замок.
Он почувствовал, что они испытали облегчение. Дорогие дети! Дорогая, любимая жена! Гаспар почти пожалел о том, что Господь даровал ему такое семейное счастье, потому что ему было больно разрушать его. Не будь он лидером множества людей, он смог бы полностью отдаться безмятежной жизни у домашнего очага.
Его дочь Луиза и Телиньи, за которого она недавно вышла замуж, появились в саду. На эту пару было приятно смотреть; молодожены горячо любили друг друга. Благородный Телиньи стал для Гаспара больше чем сыном; убежденный гугенот, Телиньи превратился в одного из самых надежных протестантских лидеров, которым мог гордиться его тесть, адмирал Франции.
Жаклин и мальчик поняли, что не могут больше утаивать весть от Гаспара.
— Пришли вызовы ко двору, — произнес Телиньи.
— От короля? — спросил Гаспар.
— От королевы-матери.
— Гонца накормили?
— Он сейчас ест, — сказала Луиза.
— Мне приказано немедленно явиться ко двору, — сообщил Телиньи. — Вам, несомненно, тоже.
— Позже мы пойдем и посмотрим, — сказал Гаспар. — Сейчас так приятно находиться в саду.
Но зловещий миг нельзя было оттягивать долго; гуляя с мужем по саду, Жаклин понимала, что его мысли прикованы к посланиям. Она знала, что глупо думать, будто откладывая обсуждение ситуации на более поздний час, они смогут временно забыть о ней. Телиньи получил вызов; несомненно, Гаспара ждет та же весть.
Королева-мать приказывает ему явиться ко двору.
— Почему ты так мрачна? — улыбнулся Гаспар жене. — Я приглашен ко двору. Я уже перестал надеяться, что это произойдет.
— Я бы хотела, чтобы ты не получал такого приглашения, — печально промолвила Жаклин.
— Моя дорогая, ты забываешь о том, что король — мой друг. У нашего юного Карла доброе сердце. Я считаю, что он — самый доброжелательный король из всех сидевших на французском троне.
— Я думала о его матери и вспомнила о нашем друге, королеве Жанне Наваррской.
— Ты не должна связывать ее смерть с королевой-матерью. Жанна была больна и умерла от недуга.
— Она скончалась от яда, подсыпанного…
Но Гаспар положил руку на плечо жены.
— Пусть парижане шепчутся об этом, любовь моя. Нам не следует делать это. Простолюдины обмениваются сплетнями. В наших устах это станет изменой.
— Значит, правда — это измена? Жанна сходила за перчатками к отравителю, служащему королеве-матери, и… умерла. Тогда расскажи мне все.
— Осторожно, моя дорогая. Ты думаешь, что мне угрожает опасность. Это, возможно, фантазии. Не надо видеть в них реальность.
— Я буду осторожной. Но ты действительно должен отправиться ко двору?
— Должен, дорогая. Подумай, что это может означать для нас… для нашего дела. Король обещал помочь принцу Оранжскому. Мы победим Испанию и обретем свободу вероисповедания.
— Но, Гаспар, королеве-матери нельзя доверять. Жанна всегда это утверждала. Она знала, что говорит.
— Мы имеем дело с королем, моя дорогая. У короля доброе сердце. Он сказал, что гугеноты — такие же его подданные, как и католики. Я полон надежды.
Но со своим зятем, Телиньи, он говорил менее оптимистично. Когда они остались вдвоем, Гаспар сказал:
— Иногда я спрашиваю себя, достойна ли часть нашей партии помощи Господа. Сознают ли некоторые гугеноты важность нашей миссии? Понимают ли они, что пришло время установить Веру на нашей земле для многих грядущих поколений? Иногда мне кажется, что основная масса гугенотов не питает истинной любви к религии. Они используют ее как повод для ссор со своими врагами, они охотнее спорят о догматах, чем ведут праведную жизнь. Французы, мой сын, неохотно принимают протестантскую веру — в отличие от жителей Фландрии, Англии и немецких провинций. Наши люди любят веселье и торжества; они не стесняются грешить, вымаливать прощение у Господа и снова предаваться греху. Эту нацию не привлекает спокойная, мирная жизнь. Мы должны помнить это. Наличие двух религий было для многих лишь поводом для борьбы друг с другом. Мой сын, я встревожен. Эти вызовы ко двору таят в себе угрозу, которая не была видна, когда я находился в Париже. Но я полон решимости исполнить обещания, данные мною принцу Оранжскому; надо заставить короля сдержать свое слово.