– Мне все это ненавистно. Как я могу расстаться с вами?
– Это произойдет еще не сразу, но я хотел, чтобы ты все знала, чтобы у тебя было время привыкнуть к этой мысли. Ты увидишь, что все не так плохо и, клянусь тебе, что со временем твой теперешний страх покажется тебе напрасным. Принц – хороший человек, и твой дядя уверен, что ваш брак будет счастливым.
– Но вы его не хотите, я же вижу, что не хотите!
– Я надеялся видеть тебя женой наследника французского престола.
– Тогда мне все равно пришлось бы уехать из дома.
– Я предпочел бы союз с Францией. Но народ хочет союза с Голландией.
Тут я не могла сдержаться и заплакала. Я хотела просить его, умолять его предотвратить это ужасное событие. Но говорить я не могла. Рыдания душили меня.
* * *
Моя сестра Анна хотела узнать, что меня расстроило.
– Я выхожу замуж, – сказала я.
Она уставилась на меня в ужасе.
– Мне придется уехать, – жалобно продолжала я.
– Нет! Ты не уедешь! Я хочу, чтобы ты оставалась здесь, всегда оставалась здесь. Мы не можем друг без друга. Ты не можешь покинуть меня.
Бедная Анна, она была так огорчена. До сих пор она, как и я, жила счастливо и беспечно. Когда Анна не хотела учиться, она просто говорила, что у нее болят глаза, и никто ее не принуждал. Правда, читала она плохо, но это ее не волновало. Ее убеждали не есть много сладостей, но при этом окружающие только улыбались и качали головами, когда она клала себе в рот лакомые кусочки.
Теперь она расстроилась всерьез. Я не должна уезжать. Она не могла вообразить себе свою жизнь без своей старшей сестры, которая была с нею с ее рождения и которой она так старательно во всем подражала.
Ей было двенадцать лет, и она уже понимала, что речь шла о серьезном деле, потому что она вдруг расплакалась и уцепилась за меня, как будто бросая вызов тем, кто попытался бы нас разлучить. Мы плакали вместе; я не могла успокоиться с того момента, когда отец сообщил мне это известие.
Я написала письмо Фрэнсис, рассказав ей обо всех строящихся вокруг меня планах. Все девушки, казалось, погрузились в уныние. Леди Фрэнсис выглядела озабоченной. Что произойдет с нашим двором после моего отъезда? Анна еще пока останется, конечно. Но все уже станет по-другому. Не будет прежней пышности. Я была ближе к трону, чем Анна. Как эти перемены скажутся на их положении?
Они перешептывались. Меня жалели, потому что мне выбрали такого жениха.
– Принц Оранский! – донесся как-то до меня шепот. – Бедная леди Мэри!
Я знала, что они имели в виду. Он не вызывал у них восхищения. Он не соответствовал их идеалу мужской красоты. Ему не хватало изящных манер; он был резок и одевался очень просто; у него не было обаяния, которым был в высшей степени наделен король, которому все окружающие старались подражать.
Я чувствовала себя все более несчастной по мере того, как неумолимо бежали дни и заканчивались приготовления к свадьбе. На улицах радостные люди жгли костры в знак одобрения предстоящего протестантского брака и перспективы появления протестанта-наследника. Почему-то против склонности к католичеству самого короля никто не возражал. Ему прощалось все. Он был весел, обворожителен, приветлив со всеми. Это был Веселый монарх, вернувшийся к своему народу из изгнания. И народ был счастлив настоящим. Что их волновало, так это будущее. Поэтому они были довольны моим браком со стойким протестантом. Не нравился он только тем, кого непосредственно больше всего касался: моему отцу и мне.
Я посетила Марию-Беатрису. Она должна была вскоре родить, и, если бы у нее был сын, наш брак, надеялась я, уже не будет настолько желательным для принца. Вдруг Уильям передумает и откажется на мне жениться!
Но все это был вздор. Ведь наш брак был одним из условий договора между нашими странами.
Мария-Беатриса тоже плакала вместе со мной, хотя и пыталась утешать меня:
– Моя бедная, бедная Мэри. Он не кажется красавцем, но он может оказаться хорошим мужем. По крайней мере у него не будет толпы любовниц. Супружеская верность многого стоит.
– Мне придется уехать, – рыдала я.
– Как пришлось и мне.
– Я знаю. Вы тоже страдали. Но вы приехали в Англию, к моему отцу, хорошему и доброму.
– Говорят, что Уильям тоже хороший человек.
– Дома вас наказывали, когда вы не выучивали псалмы, а меня все любили.
– Да, у тебя очень любящий отец. Он не позволил бы никому наказывать тебя или Анну, и ты всегда была его любимицей. Мэри, ему так же больно, как и тебе.
– О дорогая моя мачеха, мне придется расстаться с вами тоже и с Анной.
Она пыталась успокоить меня, но безуспешно.
– Говорят, что, если у вас родится сын, принц Оранский уже не будет так стремиться жениться на мне, – сказала я, глядя на нее умоляюще, как будто спасти меня было в ее власти.
– Я думаю, он захочет жениться на тебе при любых обстоятельствах. Твой отец говорил мне, что ты ему очень понравилась. Он не захотел бы на тебе жениться, если бы ты ему не понравилась.
Я была в этом не уверена, и в любом случае мне он не нравился.
– Неужели я больше никогда не увижу вас всех?
– Голландия недалеко. Мы будем часто приезжать к тебе, а ты к нам.
Я кинулась к ней и обняла ее.
– И все равно я не хочу уезжать. Помолитесь, чтобы что-нибудь этому помешало.
Но она ничего не могла сказать мне в утешение.
* * *
Элизабет Вилльерс была очень возбуждена.
– Я так рада, что буду сопровождать вас в Голландию.
– Вы? – воскликнула я.
– Да. У вас будет свита, и я войду в нее. Вокруг вас будут знакомые лица. Моя мать будет старшей статс-дамой, и моя сестра Анна тоже поедет с нами. Ведь правда, это прекрасные новости?
Для меня в это время могла быть только одна прекрасная новость – что брак не состоится. Я была не в восторге, что Элизабет Вилльерс ехала со мной. Леди Фрэнсис была мне в какой-то мере симпатична. Она часто делала нам строгие внушения, но она несла за нас ответственность, и я понимаю теперь, что ее заботил успех ее дочерей, чувство, естественное для матери. Я была рада, что она уезжала со мной.
Вошла Анна Трелони, и я сразу увидела, что у нее были какие-то хорошие новости.
– Ваш отец сказал, что, раз мы такие друзья, я тоже буду сопровождать вас в Голландию.
Мы нежно обнялись.
– Я так и думала, что это вас немного подбодрит, – сказала она с чувством.
– Я рада, что ты едешь, – сказала я. – Когда я думаю об этом, я не чувствую себя такой несчастной. Только одному известию я обрадовалась бы больше.