Бедная Мария-Беатриса! Бедный отец! Ведь все могло бы быть по-другому!
Я спросила про ее дочь, и лицо ее вспыхнуло от удовольствия. Но оно тут же вновь омрачилось.
– Я хотела взять Изабеллу с собой. Она такое прекрасное дитя. Но нам не позволили. Твой отец собирается обратиться королю с просьбой позволить Изабелле присоединиться к нам. Может быть, мы убедим его позволить Анне ее сопровождать.
– Я думаю, парламент не захочет, чтобы они приехали к вам.
– Да, но король может настоять. Он понимает нас.
– Король благоразумен, – сказала я, – и вряд ли захочет вызвать народное недовольство. Он еще не забыл годы в изгнании.
– Да, наверное, ты права. Это только твой отец поступает по-своему, не думая о последствиях. – Мачеха вздохнула. – Все из рук вон плохо, – продолжала она после недолгого молчания. – Повсюду неприятности… Герцог Монмутский…
– А что с Джеймсом? – воскликнула я.
– Он стал очень честолюбив. Этот ужасный заговор ему на руку. Он постоянно демонстративно подчеркивал свою приверженность протестантской вере. Можно подумать, что он наследник престола.
– Джемми не законный сын короля и не может рассчитывать на корону.
– Я говорю тебе, что он честолюбив. Он хочет привлечь народ на свою сторону. Я полагаю, он все же надеется, что в один прекрасный день корона достанется ему.
– Нет! Это невозможно…
Я вспомнила моего живого и остроумного кузена, чьих посещений мы с Анной всегда ждали с таким нетерпением – теперь и он враг моего отца! Скольких неприятностей можно было бы избежать, если бы мой отец не выставлял напоказ свою веру. Уже не в первый раз я почувствовала против него некоторое раздражение. Король держал свои убеждения в секрете, и все у него шло благополучно. Если бы только мой отец обладал такой же мудростью.
Но тут же я устыдилась своих мыслей. Это было вероломством по отношению к отцу. Отогнав их, я заговорила об Изабелле.
Их пребывание было кратким. Отец сказал мне, что они приехали только взглянуть на меня и убедиться, что я вполне поправилась после моей болезни.
Вскоре они вернулись в Брюссель.
* * *
Я постоянно думала об отце и жалела не только его и Марию-Беатрису, но и королеву Катарину. Она тоже была в крайней опасности, потому что эти гнусные люди обвиняли и ее в участии в заговоре. Как им только могло прийти в голову, что она хочет убить короля, своего мужа! Все это был абсолютный вздор, и я была уверена, что дядя защитит ее от злонамеренных врагов. Но каково приходилось теперь этой бедной женщине?
Король не должен был жениться на католичке. Мой дед, король-мученик Карл, был тоже женат на католичке. Генриетта-Мария с ее неукротимым характером была фанатически религиозна, и многие возлагали на нее вину за столь трагический конец царствования ее мужа.
Католики повсюду вносили раздор, как и в случае этого последнего заговора.
Я всегда защищала моего отца, но, поступая неосторожно и неумно, он многим приносил большие несчастья.
На ужинах в апартаментах фрейлин развивалась все более бурная деятельность. Элизабет Вилльерс по-прежнему играла там роль хозяйки, и меня изумляло, с какой важностью она держала себя даже в присутствии Уильяма. Но он, казалось, не замечал ее высокомерия. Я даже видела, как он часто обращается к ней, принимая некоторых английских гостей.
Что касается меня, то я постепенно приобретала уверенность в себе. Я доказала, что могу внутренне противостоять Уильяму, и мне стало легче.
И все же мне порой казалось, что мое редкое присутствие на этих вечерах как бы невольно сковывает всех собравшихся. Я пыталась убедить себя, что это только мое воображение, но что-то подсказывало мне, что я и впрямь стесняю их своим присутствием.
На одном из приемов, последовавших вскоре после отъезда моего отца и Марии-Беатрисы, я обратила внимание на незнакомца. Он не походил на придворного. Я узнала в нем англичанина. Он очень увлеченно говорил о чем-то с Сидни. Вскоре к ним присоединился Сандерленд, и они еще более оживленно стали беседовать втроем.
Я подозвала к себе Бетти Селбурн, которая всегда знала всех и каждого и отличалась благоразумием и осторожностью.
– Кто это говорит с лордом Сандерлендом? – спросила я.
Секунду помедлив, она ответила:
– Это мистер Уильям Бедлоу.
– Кто он?
– Я не знаю, ваше высочество. Я с ним незнакома. Кажется, он прибыл с поручением для лорда Рассела.
– Бедлоу, – повторила я. Фамилия показалась мне чем-то знакомой.
– Ваше высочество желает, чтобы его вам представили?
Я еще раз обратила внимание на неприятное выражение лица и неловкие манеры незнакомца.
– Нет, Бетти, – сказала я, – не надо.
Позже, лежа в постели без сна, думая об отце и бедной королеве Катарине, я вспомнила, где я слышала ранее об этом человеке. «Тайтус Оутс и его друзья – Тондж и Бедлоу».
Уильям Бедлоу – сообщник Тайтуса Оутса.
Что делал в Гааге этот человек, один из тех, кто хотел погубить королеву и моего отца? Ответ был ясен: моего отца собирались лишить права наследства, и первым кандидатом на английский престол должен был стать Уильям.
От ужаса мне стало дурно. Я не желала принимать в этом участия. Я хотела устраниться от всего этого.
Как мог мой отец повергнуть всех нас в эту трясину интриг и бедствий? А Уильям? Какое участие он принимал в происходящем?
* * *
Меня поразило, что человек, замешанный вместе с Тайтусом Оутсом в папистском заговоре, был принят при дворе в Гааге. Но еще больше я была потрясена сделанным мной вскоре открытием.
Мне повезло, что у меня в услужении находилась эта недалекая парочка, Бетти Селбурн и Джейн Рот, поскольку я узнала многие подробности из их повседневной бездумной болтовни. Анна Трелони была осторожнее и всегда старалась скрыть от меня любые новости, которые, по ее мнению, могли взволновать меня.
Кто-то упомянул приезд моего отца, и Джейн сказала:
– Это было за день до его болезни.
– Болезни? – спросила я. – Какой болезни?
Бетти тоже при этом присутствовала, и они с Джейн обменялись взглядами.
– Пустяки, – сказала Бетти. – Я думаю, принц просто не хотел беспокоить ваше высочество.
– Если это были пустяки, как они могли меня обеспокоить? – Они обе промолчали, а я продолжала: – Откуда вам об этом стало известно?
– Об этом шли разговоры, – сказала Джейн. – Вашему высочеству известно, как люди любят болтать.
Я почувствовала, что в этой болезни было что-то таинственное, и вместо того, чтобы осторожно поощрить их продолжить разговор и в результате выудить у них подробности, я сказала повелительно: