Мемориальная доска с гербом была установлена на внешней стене, как было, когда умер Роберт Трессидор. И вся та тяжкая процедура похорон, через которую я совсем недавно прошла в Корнуолле, повторилась вновь.
Траурные одежды, черные попоны на лошадях, ужасный колокольный звон и процессия от церкви к могиле.
Входя в церковь, я заметила Рози. Она улыбнулась мне. Как хорошо, что она пришла.
Я шла рядом с Джереми. Он был печален, ни дать ни взять — безутешный, убитый горем вдовец. Я чувствовала, что то презрение, которое я испытывала к нему, помогает мне переносить мою скорбь. В голове завертелась циничная мысль: «Понимает ли он вообще, что такое траур по близкому человеку? О чем он сейчас думает? Подсчитывает, сколько денег осталось ему от Оливии?»
У могилы мы стояли все вместе: я, Джереми, а с другой стороны — тетушка Имоджин и дядя Гарольд. Тетушка Имоджин промокала глаза. «Как ей удалось вызвать слезы, интересно?» Сама я не проронила ни одной.
По возвращении домой нас ожидал богатый поминальный стол, а после — оглашение завещания, в котором ясно было сказано о том, что Оливия поручает дочь моим заботам.
«Все пройдет, — утешала я себя. — Закончится и этот день… скоро».
После похорон состоялось несколько семейных совещаний, на которых тетушка Имоджин неизменно брала на себя функции председателя. Она заявила, что, по ее мнению, не подобает незамужней женщине воспитывать ребенка. Что скажут люди? Как им объяснишь? Что они про себя подумают?..
— Пусть думают, что угодно, — решительно ответила я. — Но поскольку вас это так заботит, тетушка Имоджин, я напомню вам, что собираюсь забрать Ливию с собой в Корнуолл. Никому там и в голову не придет принять девочку за моего собственного ребенка… Говорю это, надеясь, что это послужит вам некоторым утешением и успокоит ваши страхи. В то время, когда сестра ждала Ливию и рожала ее, я часто бывала на людях. Даже самые подозрительные любители скандалов не смогут объяснить себе, как это молодой женщине удалось провести всю беременность в седле, в поездках по фермам, сохранить ее в тайне от всех и потом еще каким-то образом незаметно переправить ребенка в Лондон.
— Ведь я думаю о твоем будущем, дорогая, — проговорила тетушка Имоджин. — И вне зависимости от того, как ты на это смотришь, я повторяю: не подобает незамужней молодой женщине брать с собой ребенка.
Вместе с тем ее протесты не носили принципиального характера, так как самой тетушке Имоджин отнюдь не отелось обременять себя заботой о Ливии.
— И еще, — продолжала она. — Похоже, тут все забы ли о том, что у ребенка есть отец.
— Когда Оливия просила меня перед смертью забрать к себе дочь, она ни словом не упомянула об отце.
В разговор вмешался Джереми:
— От своего имени я заявляю, что уж если кому и доверил бы Ливию, так именно Кэролайн.
— И все же мне это кажется несколько неправильным… — не унималась тетушка Имоджин.
— Я собираюсь вот-вот вернуться в Корнуолл, — твердо сказала я. — Уже написала слугам, чтобы они приготовили детскую.
— Которая не использовалась, наверное, годами, — заметила тетушка Имоджин,
— С удовольствием обживем ее заново. Я забираю с собой няню Ломан и мисс Белл, чтобы максимально смягчить для девочки перемену обстановки.
— В таком случае, — проговорила тетушка Имоджин, как мне показалось, с явным облегчением в голосе, — нам больше нечего возразить.
Краем уха я уловила, как она заметила своему мужу, что я слишком много о себе думаю и что я — вторая кузина Мэри. На это дядя Гарольд ответил, — что с его стороны прозвучало довольно дерзко, — что это не так уж и плохо, принимая во внимание свалившуюся на меня ответственность. Я не стала слушать дальнейшие реплики тетушки Имоджин, ибо мне было абсолютно все равно, что она обо мне думает.
С того дня и до самого отъезда из Лондона я почти не расставалась с Ливией. Я хотела, чтобы девочка привыкла ко мне. Похоже, — слава Богу, — она так и не поняла, что навсегда осталась без родной матери. Я твердо решила сделать все, чтобы заменить ей покойную Оливию, и надеялась на то, что она так никогда и не осознает, чего была лишена с самого раннего детства.
Я играла с ней, разговаривала, — Ливия уже знала несколько первых слов, — показывала ей цветные картинки, строила для нее замки, ползала вместе с ней по полу. Наградой за все это была улыбка на ее маленьком личике, которая появлялась всякий раз, когда я входила в комнату.
Общение с Ливией помогало мне отвлечься от моего горя. Я не хотела больше думать о смерти. То, что за последние несколько месяцев я потеряла сразу двух самых близких мне людей, казалось верхом несправедливости.
После смерти сестры я спасалась заботами о Ливии точно так же, как после смерти кузины Мэри я спасалась заботами о Трессидоре.
Няня Ломан и мисс Белл охотно согласились уехать вместе со мной в Корнуолл. Они обе полагали, что ехать необходимо и как можно скорее.
— Она еще не знает, что случилось с ее мамой, — говорила няня Ломан. — Девочка почти не виделась с ней, потому что та все время болела… Но чем дольше Ливия будет оставаться здесь, тем больше риск того, что со временем она почувствует отсутствие матери… Новая обстановка — вот, что ей нужно.
Я верила в то, что няня Ломан очень разумная женщина, а достоинства мисс Белл и без того были мне хорошо известны.
— Смерть от родов, — вздохнула мисс Белл, — дело, увы, самое обычное. Не стоило Оливии устраивать себе вторую беременность так рано. Не стоило…
— Думаю, она это чувствовала.
— В последние дни ей было очень плохо, — кивнула мисс Белл.
«Вот уж воистину, — подумала я. — Должно быть, ей было известно, что он транжирит деньги, ибо она упоминала о каких-то долгах. И еще эта Флора Карнеби… Об этом Оливия тоже, оказывается, знала. Наверное, от слуг. Это должно было остаться для нее тайной, но не осталось».
Перед отъездом со мной захотел поговорить Джереми.
— Спасибо, Кэролайн. Спасибо за все, что ты делаешь для Ливии.
— Я делаю то, о чем просила меня перед смертью сестра.
— Я знаю.
— Она предчувствовала свой конец.
Он обреченно уронил голову, показывая тем самым, что убит горем. Я ему, конечно же, не поверила. Та ненависть, которую я впервые почувствовала по отношению к нему в тот день, когда он сказал, что я не нужна ему без богатого приданого, вернулась ко мне.
— По-моему, она не была счастлива, — подчеркнуто проговорила я.
— Кэролайн… Я хочу иногда видеться с дочерью.
— Неужели хочешь?! — Естественно. Как тебе будет удобнее? Привозить ее ко мне? Или, может, мне приезжать к вам?
— Дорога неблизкая, — напомнила я ему. — К тому же тебе будет скучно в деревне.