Приехав домой, я захотела сразу рассказать кузине Мэри, где я была. Я нашла ее в гостиной. Она показалась мне подавленной.
— Вы никогда не догадаетесь, — выпалила я, — где я сегодня была. Яго повез меня в Лэндовер, чтобы показать дом, и я там снова встретилась с Полем. Он был очень любезен и угостил меня чаем.
Я ожидала, что она удивится, но она продолжала сидеть неподвижно и только пристально посмотрела на меня.
— Боюсь, — наконец сказала она, — что я получила не очень приятные известия из Лондона, Кэролайн. Твой отец прислал мне письмо. Он пишет, чтобы ты немедленно возвращалась. Мисс Белл приедет за тобой на следующей неделе.
Эта новость повергла меня в отчаяние. Значит, все кончилось. Я чувствовала себя здесь такой свободной, привязалась к кузине Мэри, оценила ее по достоинству. Мне хотелось поближе познакомиться с Джеми Макджиллом и его пчелами, более подробно узнать о его дурном брате Дональде. Но больше всего мне хотелось подружиться с Лэндоверами.
Яго был мне симпатичен, однако новая встреча с Полем пробудила во мне совсем особые чувства. Я вспоминала о нем после того, как мы познакомились в поезде, но часы, проведенные вместе в этом замечательном доме, стали для меня своего рода вехой. Как мог человек, которого я едва знала, начать вдруг играть такую роль в моей жизни?
Я ничего не понимала, но чувствовала, что он излучает какой-то необыкновенный магнетизм. По обычным меркам его нельзя было назвать красивым: казалось, он склонен к мрачности, но, возможно, это объяснялось отчаянным положением, в котором он теперь очутился. Я глубоко переживала эту трагедию, сознавала, как он должен страдать при мысли, что потеряет родовое имение. Как мне хотелось помочь ему! Он переживал неминуемую утрату дома гораздо тяжелее, чем его брат. Яго по своей природе был беспечным, а может быть, и более жизнерадостным человеком. Я подумала об их отце: как ему, должно быть, сейчас тяжело.
Почему я позволяла их неприятностям влиять на свою собственную жизнь? Ведь мы были почти чужими, и тем не менее… Я всей душой желала, чтобы непоправимое не случилось, чтобы нашелся какой-нибудь выход…
Я быстро взрослела. Этот процесс начался в тот день, когда мы наблюдали юбилейное шествие из окон квартиры капитана Кармайкла.
Я понимала теперь, что он и мама были любовниками, что отец это обнаружил, а я, в каком-то смысле, выдала их. Отец, вероятно, подозревал их и раньше, я только представила ему окончательное доказательство. Все постепенно становилось для меня более ясным. Даже мой вид стал для отца невыносимым — я была вестником катастрофы, открыла ему глаза на правду, и он отослал меня, решив, что я вернусь, когда он снова будет в силах видеть меня.
Да, я взрослела, делалась более восприимчивой к чувствам — совершенно особым чувствам, которые может пробудить только представитель другого пола.
Мне хотелось остаться одной и все обдумать.
Кузина Мэри тоже была расстроена. Очевидно, мое присутствие было ей приятно. Думаю даже, что она хотела бы, чтобы я постоянно жила в Трессидоре. Я с радостью согласилась бы на это, так как начинала понимать: то, что я так долго считала своим домом, не было им в действительности, если слово «дом» означает для детей любовь и чувство безопасности. Этого я никогда раньше не испытывала, однако нечто подобное нашла у кузины Мэри.
— Ты должна снова приехать ко мне, Кэролайн, и погостить подольше, — сказала она.
Кузина Мэри не любила бурных проявлений чувств, но я видела, что она глубоко взволнована.
Мне не хотелось ни с кем разговаривать. Я оседлала свою лошадь и выехала за ворота. Надеясь никого не встретить, я направилась к болотам и теперь ехала по густой траве, мимо больших валунов и ручьев. Спешившись, я растянулась на траве и подумала: через неделю в это время меня уже здесь не будет.
Там Яго и нашел меня. Он, оказывается, узнал, что я поехала в этом направлении от видевшей меня женщины, которая развешивала белье во дворе одного из домиков на краю болота. Яго уже полчаса ездил по округе, разыскивая меня.
Он сел рядом со мной.
— Я скоро покину Корнуолл, — объявила я. — Я должна вернуться в Лондон на следующей неделе. За мной приедет наша гувернантка. Отец требует моего немедленного возвращения.
Яго сорвал травинку и начал ее жевать.
— Мне хотелось бы, чтобы вы не уезжали, — проговорил он.
— А как вы думаете, что чувствую я сама?
— Вам ведь здесь нравится?
— Да, и я хочу остаться. Здесь так много…
— А я-то думал, что в деревне мало привлекательного, а все интересное происходит в Лондоне.
— Для меня это не так.
— Я собирался опять привести вас к нам. Вы, кажется, очень понравились Полю. Он сказал, что за один раз вы не могли всего охватить.
— Я очень хотела бы еще прийти и все подробно осмотреть, но…
— Дом уже недолго будет нашим. Похоже, что все так думают.
— Я уверена, что ваш брат найдет какую-нибудь возможность, чтобы сохранить его.
— И я так говорил, хотя и не представляю себе, как он мог бы это сделать. Поль привык добиваться своего, но сейчас другое дело. Дом окончательно решили продать. Дело лишь за покупателем, способным затратить такие деньги.
— Если вы продадите дом, то будете богаты.
— Богаты… без Лэндовера.
— Зато все долги будут уплачены, и вы сможете начать заново.
— Живя на ферме… стоящей на земле, которая раньше принадлежала нам!
— Все это так печально. Я страшно огорчена.
— А теперь еще и вы собираетесь уехать. Неужели вы даже не попытаетесь возражать?
— А что я могу сделать?
— Убежать. Прятаться до тех пор, пока ваша старая гувернантка, отчаявшись найти вас, не вернется в Лондон.
— Но как этого добиться?
— Я вас спрячу.
— Где? Может быть, в одной из подземных темниц Лэндовера?
— Совсем неплохая мысль. Я приносил бы вам еду каждый день, дважды, трижды в день. Крыс там совсем немного.
— Всего только несколько?
— Я буду заботиться о вас. А еще вы можете поселиться на той ферме, где нам предстоит жить в дальнейшем. Никому и в голову не придет искать вас там. Вы могли бы переодеться мальчиком.
— И уйти в море? — насмешливо осведомилась я.
— Нет. Это было бы бессмысленно. Вы могли бы с таким же успехом уехать в Лондон. Задача заключается в том, как оставить вас здесь.
Яго продолжал строить нелепейшие планы моего спасения. Слушая его, я успокаивалась, хотя и не принимала всерьез ни одного его слова.
Наконец я нехотя поднялась. Мне хотелось побыть одной, чтобы обо всем поразмыслить, но я была рада приходу Яго — его смехотворные выдумки развеселили меня. Придумывая, как избавиться от своих огорчений, я временно забыла о них. Сознание, что есть люди, нежелающие моего отъезда, немного облегчало мое горе. Хорошо, что у меня столько друзей: Яго, кузина Мэри и даже Джеми Макджилл, поспешивший сообщить мне, что пчелы печально жужжали, огорченные тем, что больше не увидят меня. Яго был по-настоящему опечален. Хотелось бы мне знать, как к моему отъезду отнесется Поль.