Какое это было радостное утро! Поэтому воспоминания о том, что произошло в дальнейшем, становятся еще более невыносимыми.
Леди Сэланжер разделила с нами ланч. Мы договорились не рассказывать ей пока о новом доме. Она не захочет меня отпускать. Казалось, теперь, когда я стала ее невесткой, она считала, что имеет дополнительное право на мои услуги.
У нее с утра болела голова, поэтому она была несколько капризна. Я положила ей на лоб смоченную одеколоном вату, и ей заметно полегчало; после чего я отвезла ее в спальню.
Мне пришлось провести с ней довольно много времени, так как обычно при сильных головных болях она не отпускала меня до тех пор, пока не засыпала, поэтому прошел почти час, когда я на цыпочках вышла из ее комнаты.
В доме было очень тихо. Я направилась в наши комнаты, предполагая, что Филипп уже заждался меня. Но его там не было. Меня это удивило, потому что буквально перед этим он говорил о том, чтобы пойти прогуляться вместе по лесу, когда я освобожусь.
В дйеръ постучали. Это была Касси.
– Ты одна, – сказала она, – хорошо. Я хотела поговорить. Мы ведь теперь с тобой почти не видимся. А скоро ты совсем уедешь в Лондон и будешь жить там. Теперь твой дом будет там... а не здесь.
– Касси, ты сможешь приезжать к нам и жить столько, сколько захочешь.
– Мама будет против. Когда тебя здесь нет, она становится особенно требовательной.
– Она требовательна и тогда, когда я здесь.
– Я так рада, что ты вышла за Филиппа, потому что мы стали сестрами. Но теперь ты отдалишься от меня.
– Ты же знаешь, женщина должна быть рядом со своим мужем.
– Я знаю. Не представляю, как это будет, когда ты все время будешь жить в Лондоне. Что я буду делать? Для меня даже не пытаются найти мужа. Они и для Джулии-то найти его не сумели. Так что говорить обо мне?
– Никогда нельзя знать, что ждет тебя завтра.
– Я знаю, что ждет меня. Присутствовать на приемах, которые устраивает мама, до тех пор, пока я не состарюсь и не стану такой же, как она.
– Этого никогда не случится, потому что ты никогда не станешь такой, как она.
– Помнишь то время, когда мы все собирались у твоей бабушки и говорили о том, чтобы открыть собственный магазин... шить хорошую одежду и продавать ее? Разве не здорово было бы, если бы мы взяли Эммелину, леди Инглбай и герцогиню и вместе открыли свое дело? Я мечтала об этом раньше, но теперь ты вышла замуж за Филлиппа, и этим мечтам пришел конец.
– Касси, когда я уеду в Лондон, бабушка тоже переедет к нам.
Она с досадой посмотрела на меня. Я продолжила:
– Я уже сказала, что, когда бы ты ни пожелала, ты можешь приехать и оставаться у нас.
– Я приеду, – воскликнула она, – и неважно, что скажет мама.
Потом я рассказала ей о доме и о большой комнате наверху, которую обустраивали специально для художника. Она жадно слушала, и поскольку я сумела внушить ей, что она всегда будет для нас желанной гостьей, немного повеселела и уже легче воспринимала мысль о нашем отъезде.
На протяжении нашего разговора я все время ждала, что сейчас войдет Филипп, но его все не было. Я не имела ни малейшего представления, где он. Если бы он куда-нибудь собрался, то обязательно сказал бы мне.
Он не пришел к обеду, который задержали из-за его отсутствия на полчаса; но и через полчаса его все еще не было.
Мы пообедали в молчании, которое с каждой минутой становилось все более тревожным.
Наступил вечер. Мы сидели в гостиной, тщетно пытаясь уловить его шаги. К нам присоединилась бабушка. Все были встревожены.
Мы расспросили слуг, не видел ли кто-нибудь, как он уходил. Никто ничего не знал. Где же он? Что с ним могло случиться?
Время шло, и наша тревога все возрастала.
От дурного предчувствия меня охватил озноб. Бабушка обняла меня за плечи.
– Мы должны что-то делать, – сказала я.
Она кивнула.
Кларксон предположил, что с ним мог произойти в лесу несчастный случай... может, он сломал ногу или с ним случилось еще что-нибудь в этом роде. Возможно, он лежит где-то... беспомощный. Он сказал, что соберет людей и организует поиски.
Я почувствовала слабость в ногах. Сердцем я уже знала, что случилось что-то ужасное.
Было уже почти двенадцать часов ночи, когда его нашли. Он был в лесу, совсем рядом с домом.
И он лежал там... с простреленной головой. Рядом валялось ружье, взятое из оружейной комнаты Шелкового дома.
Даже по прошествии стольких лет я не могу подробно описать, что было дальше. Я окаменела от горя. Трагедия, произошедшая со мной, не укладывалась в сознании. «Почему? « – не переставала я себя спрашивать.
Так, не успев насладиться своим счастьем, я стала вдовой.
Дни и ночи слились для меня в одно целое. Бабушка не отпускала меня от себя ни на минуту. Я почти не вставала с постели. Она готовила мне питье из трав, от которого я все время спала, а когда просыпалась, то вновь вспоминала весь этот кошмар, и мне хотелось поскорее снова спрятаться в сон.
Потом было дознание, и я должна была на нем присутствовать. Я поехала на него вместе с бабушкой и Чарльзом. Он поспешно приехал из Лондона, как только ему сообщили страшное известие. Я плохо помню, о чем они спрашивали. Мои мысли были далеко... в лесу, где цвели пролески... он был таким счастливым; он говорил, что мы самые счастливые люди на земле, а теперь... что случилось? Было так много вопросов, на которые не находилось ответа; но заключение коронера гласило, что Филипп взял ружье из оружейной комнаты, пошел в лес и застрелился, так как эксперты показали, что рана была подобна тем, какие бывают при самоубийстве.
Это невозможно... невозможно, твердила я себе. Мы были так счастливы. Будущее казалось таким ясным. Мы собирались купить дом. Как он мог это сделать? Если бы у него были неприятности, он сказал бы мне о них. Но он ничего не говорил. Он был счастлив... он был счастливейшим человеком на земле.
Вердикт гласил: «Самоубийство на почве внезапного помешательства».
Я не поверила этому. Это не могло быть правдой. На суде я хотела встать и крикнуть им всем об этом. Бабушка удержала меня.
Я позволила увезти себя домой. Она сказала, что позаботится обо мне, уложила меня в постель, раздела и легла рядом.
– Это неправда, – твердила я снова и снова.
Она ничего не говорила, просто крепко обнимала меня.
Шли дни... серые и тоскливые. Леди Сэланжер плакала настоящими слезами и спрашивала, что она сделала такого, за что Господь так ее наказывает. Чарльз во многом помог нам. Он взял на себя все формальности, которые неизбежны при подобных обстоятельствах. Касси пыталась меня утешить, говоря, что нам следует быть благодарными за то, что остался Чарльз. Бедная девочка, ее сердце было разбито. Филипп был ее любимым братом.