– Это меня всегда и привлекало в политике. Честно говоря, я не ожидал, что пройду на выборах с первого раза. Отчасти мне повезло. Я оказался в нужное время в нужном месте.
– Это общее правило жизненного успеха, – включилась в разговор бабушка, – оказаться в нужном месте в нужное время.
– И как редко это удается, – добавила я.
– Но когда удается, следует быть благодарным судьбе. Нужно хватать удачу и держаться за нее обеими руками.
– Когда вы хотели бы посмотреть платья? – спросила у Джулии графиня.
– Может быть, прямо сейчас? – предложила Джулия.
– Пойдемте, я провожу вас.
Джулия с графиней ушли, и я почувствовала себя свободнее. У меня вызывало легкую досаду ее поведение по отношению к Дрэйку. И мне все время казалось, что она наблюдает за нами обоими, когда мы обращаемся друг к другу.
– Вы – либерал, – сказала я, когда они ушли, – а это значит, что ваша партия сейчас не у власти.
– Мы исправим это на следующих выборах.
– Ив кабинет снова придет мистер Гладстон. Кажется, уже в третий раз?
– В четвертый.
– Он уже немолод, вы так не считаете?
– Это величайший политик нашего столетия.
– О, слова истинного последователя! Но я думаю, что кое-кто на верхних ступенях власти не согласится с вами.
– Вы намекаете на Ее Величество королеву.
– Разве я не права?
– Она – человек стойких пристрастий и предубеждений. К сожалению, последнее относится к мистеру Гладстону.
– А это не повлияет на его назначение премьер-министром?
– Конечно, повлияет. Никак не могу понять, почему она так настроена против него.
– Полагаю, все мы питаем к одним людям необъяснимую привязанность, а к другим – стойкую антипатию.
– Вы тоже?
– К большинству людей я отношусь с симпатией, но есть отдельные личности, которых я никогда не полюблю.
В эту минуту я думала о Чарльзе. Даже до инцидента с мавзолеем я испытывала к нему неприязнь.
– Мистер Гладстон – не столь блестящий придворный в том смысле, в каком им был лорд Мельбурн. Юная королева была ему предана.
– А позже – Дизраэли, – прибавила я.
– Никогда этого не понимал. Но он ловко манипулировал словами.
– А Гладстон – нет?
– Он был хорош как оратор... но не как льстец. Гладстон – великий человек, и ради торжества своих идеалов он готов рискнуть даже своей политической карьерой. Такие люди – большая редкость.
Его глаза горели энтузиазмом. Мне нравилась его пылкость. Я находила, что прекрасно провела это утро.
Бабушка извинилась и ушла по делам, прихватив с собой Касси; мы с Дрэйком остались одни.
Мы говорили легко и естественно. Я рассказала Дрэйку про магазин и про то, как, оставшись вдовой с ребенком на руках, я не захотела жить в Шелковом доме. Я жаждала независимости, и в конце концов пришло время, когда отъезд стал просто необходим.
– Так я бухнула весь свой капитал в это предприятие, – закончила я.
Он внимательно меня слушал. Я была благодарна ему за то, что он ничего не спросил о Филиппе. Потом я рассказала ему, как трудно мы начинали и как графиня спасла нас от краха.
– Салон очень много значит для вас, да, Ленор? – спросил он.
– Этим я зарабатываю себе на жизнь.
– Но ведь дело не только в этом, правда? Магазин знаменует для вас свободу и что-то еще, что вы хотите доказать всему миру.
– Что же это?
– То, что женщина по своим деловым качествам ни в чем не уступает мужчине.
– Я не задумывалась об этом, но думаю, вы не ошиблись.
– Уверен в этом. Вы ненавидите всякую несправедливость и во всем хотите докопаться до истины. Вы хотите, чтобы в любом деле преобладала логика.
– Полагаю, что так.
– Я разделяю этот взгляд на вещи. Поэтому и пошел в парламент. Я хочу справедливости... для всех. Я не принимаю на веру расхожие мнения, а предпочитаю основываться на собственных суждениях. Такой же тактики придерживается и Гладстон. Он стал очень непопулярен, когда выдвинул законопроект о самоуправлении в Ирландии. Это и позволило консерваторам во главе с Солсбери победить на последних выборах.
– Я нахожу все это очень интересным, – сказала я.
– Хорошо бы нам встречаться иногда... чтобы вот так посидеть, поговорить. Я часто бываю в Лондоне. Что вы на это скажете?
– Скажу, что мне нравится эта мысль.
– Значит, решено.
Вошла Джулия и вклинилась в наш разговор:
– Оно поистине божественно. Бледно-лиловое с лентами более глубокого оттенка – не гелиотроп, а скорее, лаванда, правда, графиня?
– И сидит на вас великолепно, – сказала графиня. – Мы пришлем вам его.
– У тебя такой серьезный вид, – сказала Джулия, бросив быстрый внимательный взгляд на нас обоих. Видимо, ее удивило, что мы одни, и я сочла необходимым объясниться.
– У бабушки срочная работа, и она попросила Касси помочь ей.
– У нас туг была очень интересная беседа, – сказал Дрэйк, – о политике.
Джулия состроила гримаску.
– Об этом ты мог и не говорить. Я и сама бы догадалась. Твоя излюбленная тема, Дрэйк. Ни о чем другом ты говорить не способен.
– Наверное, ты права. – Он посмотрел на меня. – Надеюсь, я не наскучил вам?
– Отнюдь.
– Ленор всегда очень вежлива, – сказала Джулия.
– Причем тут вежливость, я просто сказала то, что думаю, – запротестовала я.
– Дрэйк так предан лидеру своей партии, верно, Дрэйк? – сказала Джулия.
– У меня есть на то веские основания.
– Какая жалость, что не все разделяют твою преданность, – рассмеялась Джулия.
– Но многие, – защищался Дрэйк.
– И многих удивляют его ночные похождения, – продолжала веселиться Джулия.
Дрэйк повернулся ко мне.
– Джулия говорит о кампании мистера Гладстона по спасению падших женщин.
– Да, – усмехнулась Джулия, – он бродит по ночным улицам, выискивая дам легкого поведения.
– Чтобы спасти их, – быстро проговорил Дрэйк. – Он очень хороший человек. Конечно, он уже немолод, но он в течение сорока лет ходил по маршруту от Пиккадилли до Сохо, по набережной Темзы, где обычно встречаются такие женщины. Он приглашал их к себе домой, кормил ужином и укладывал спать, а наутро они с миссис Гладстон беседовали с ними и пытались убедить их прекратить вести такой образ жизни.