Лукреция задумалась. Потом сказала:
— Прошу, передай отцу, что я всей душой преданна ему. Скажи, что его любовь ко мне не сильнее моей любви к нему. Скажи, что я каждый вечер и каждое утро молюсь, чтобы быть достойной его забот. И еще скажи, что я здесь счастлива, но что мне приятно было поговорить с тобой и что я жду ту, которую он выберет мне в подруги и служанки.
— А теперь, синьора, я должен удалиться, чтобы дать вам спокойно прочитать письма.
— Как ты добр, — заметила девушка, — как предусмотрителен!
Она протянула руку, он коснулся руки губами.
Он не торопился, стараясь продлить удовольствие, и ей было приятно, что он так делает. Монахини были ее хорошими друзьями, но Лукреция расцветала, когда ею восхищались.
Она по-прежнему находилась в безопасности в своем убежище, но она получила наслаждение, глотнув свежего воздуха из огромного мира.
Папа послал за девушкой, которую выбрал для дочери в качестве компаньонки и служанки в монастыре Сан Систо.
Она была очаровательна, мила, изящна, с блестящими темными глазами и точеной фигуркой. Александру она сразу понравилась, когда он впервые увидел ее. Он по-прежнему находил ее очаровательной, но сейчас он восхищался ее каштановыми волосами, точь-в-точь такими, как у его фаворитки.
Увидев вошедшую девушку, он протянул навстречу ей руки и сказал:
— Пантисилея, дорогая моя девочка, у меня есть для тебя поручение.
Пантисилея опустила свои прекрасные глаза и ждала. Она боялась, что папа отошлет ее. Она всегда со страхом думала об этом. Она понимала, что их с папой связь не может длиться вечно. Папа быстро менял любовниц, даже Джулия Фарнезе не продержалась особенно долго.
У нее были свои мечты. Кто бы не мечтал на ее месте? Она представляла себя состоятельной женщиной вроде Ваноцци Катани или Джулии Фарнезе.
Сейчас она начала понимать, что ее выбрали, чтобы она несколько часов развлекала уставшего папу.
— Ты дрожишь, детка, — мягко заметил Александр.
— Это от страха, что вы отошлете меня. Александр улыбнулся, улыбка была доброй. Он всегда был добрым по отношению к женщинам. Он машинально расправил складки своей мантии; он вспоминал свою рыжеволосую возлюбленную.
— Тебе не придется уезжать далеко от нас, а когда ты узнаешь, какое поручение я тебе дам, то обрадуешься, поняв, что я могу доверить это не только тому, кого люблю, но тому, кого уважаю и кому полностью доверяю.
— Да, святой отец.
— Ты поедешь в монастырь Сан Систо, где станешь заботиться о моей дочери Лукреции.
Пантисилея вздохнула с явным облегчением. Госпожа Лукреция была доброй хозяйкой, и все находившиеся у нее в услужении считали, что им очень повезло.
— Я вижу, — сказал Александр, — что ты в восторге, ты поняла, какую честь я тебе оказываю.
— Да, ваше святейшество.
— Ты должна быть готова поехать туда сегодня же. Моей дочери одиноко, я хочу, чтобы ты успокоила ее и стала ей подругой. — Он нежно потрепал девушку по щеке. — И ты все время должна ей напоминать, как сильно она огорчает своего отца, не возвращаясь к нему. Ты вымоешь ей волосы, возьми с собой для нее несколько нарядных платьев и украшений. Ты должна убедить ее носить все это. Пантисилея, дорогая моя, говорят, что моя дочь хочет стать монахиней. Я думаю, это не больше чем разговоры, но она молода и впечатлительна. Ты же должна напомнить ей о радостях жизни, которые ждут ее за стенами обители. Девичьи разговоры, сплетни, наряды! Моя Лукреция очень любила все это. Проверь, девочка, любит ли она их по-прежнему. Чем скорее ты привезешь ее из монастыря, тем большую награду получишь.
— Святой отец, у меня одно желание — служить вам.
— Ты хорошая девочка. И красивая тоже.
Папа принял в объятия девушку, выражая таким образом удовлетворение состоявшимся разговором и страсть.
Лукреция уже готова была полюбить Пантисилею. Ее волновала сама мысль о том, что с ней рядом кто-то будет, с кем можно посмеяться и посплетничать. Серафина и остальные девушки были слишком сдержанны, думая, что в смехе есть что-то греховное.
Пантисилея открыла сундуки и показала платья, которые она привезла Лукреции.
— Это пойдет вам куда больше черного платья, которое вы носите, мадонна.
— Мне совсем не хочется надевать их в этой тихой обители, — объяснила она. — Здесь они просто неуместны.
Пантисилея явно огорчилась.
— А ваши волосы, госпожа! — настаивала она. — Они не такие блестящие, как были раньше.
Лукреция немного встревожилась. Считалось большим грехом думать о таких вещах, как забота и украшение своей внешности, объясняли ей сестры, и она старалась не сожалеть о том, что ее волосы не вымыты.
Она сказала Пантисилее, что монахини не одобрили бы ее поведение, если бы она стала мыть волосы так же часто, как привыкла мыть их дома. Они обвинили бы ее в тщеславии.
— Мадонна, — хитро проговорила девушка, — у них ведь не такие золотистые волосы, как у вас. Прошу вас, позвольте мне помыть их, только чтобы напомнить вам, как они блестят.
Кому будет от этого вред? Она разрешила Пантисилее вымыть ей голову.
Когда волосы высохли, Пантисилея заулыбалась от удовольствия, брала пряди в руки и восклицала:
— Взгляните, госпожа, они снова будто чистое золото. Точно золото на вашем зеленом платье из парчи. У меня это платье с собой. Примерьте его.
Лукреция улыбнулась девушке.
— Только чтобы не огорчать тебя, маленькая Пантисилея.
Зеленое с золотом платье было надето, и Лукреция стояла с распущенными волосами, когда появилась одна из монахинь и доложила, что приехал Педро Кальдес с письмами от папы.
Лукреция приняла его в холодной пустой комнате.
Он посмотрел на нее, она заметила, как он покраснел до корней волос. Он не мог вымолвить ни слова и стоял перед ней не сводя с нее глаз.
Она сказала:
— Что с вами, Педро, что-нибудь не так? Он, заикаясь, проговорил:
— Мадонна, просто мне показалось, что передо мной богиня.
Как приятно снова было надеть нарядное платье и услышать слова восхищения! Юноша был красив, а ею так давно никто не восхищался.
После этого она перестала носить черное монашеское платье, а волосы ее всегда блестели, как золото.
Она никогда не знала, когда приедет Педро Кальдес с письмами из дома; она решила, что этот молодой человек, который ей очень понравился, должен всегда видеть ее красивой и хорошо одетой.
Пантисилея оказалась очень веселой компаньонкой, и Лукреция не могла понять, как она могла ранее обходиться без этой жизнерадостной девочки.