Джулия подбежала к нему и преклонила колени, а затем подняла на него свои прекрасные голубые глаза и улыбнулась особой своей улыбкой, которая, казалось, говорила: ведь никто не может на нее всерьез сердиться, ведь все только радуются ее присутствию!
– Значит, ты выходишь замуж за Орсино, – сказал кардинал. – Бедное дитя! Тебе нравится этот молодой человек?
– Я люблю Рим, – ответила Джулия, – и людей, которых я могу встретить в Риме.
Кардинал рассмеялся. Лукреция вздохнула с облегчением: значит, отец не сердится, а, напротив, весьма доволен.
– При встречах с Лукрецией, – пояснил он Джулии, словно она была членом семьи, – я оставляю церемонии. Мне так больше нравится. Сядь рядом со мною, Лукреция сядет с другой стороны, и мы поболтаем о Риме… И о людях, которых мы в Риме встречаем…
– Вы очень великодушны ко мне, Ваше Преосвященство, – произнесла Джулия с притворным почтением. – Мне кажется, я действительно вела себя очень плохо.
– Дитя мое, ты достаточно хороша, чтобы не заботиться об этикете, которого должны придерживаться другие, менее удачливые.
Так они сидели и болтали, и Лукреция с удивлением обнаружила, что отец чаще обращается к Джулии, чем к ней.
Она была слишком поражена этим открытием, чтобы ревновать.
Вот так их и застала Адриана.
Как ни странно, Адриана не рассердилась и не сказала ни слова по поводу чрезмерно вольного поведения Джулии.
Джулия тоже как-то изменилась, она стала более молчаливой и не отвечала на попытки Лукреции поговорить об отце. Да, кардинал действительно показался ей очень хорошим человеком. «Самым хорошим на свете?» – настойчиво спрашивала Лукреция, которой нравилось слышать приятные слова в адрес членов своей семьи. «Возможно», – соглашалась Джулия.
После этого она умолкла и погрузилась в свои мысли. Она не обращала внимания на Лукрецию, и девочка чувствовала себя очень несчастной.
А назавтра, услышав топот копыт, Лукреция выглянула из окна и увидела, что это уезжает из дворца кардинал. Она хотела было окликнуть его, но сдержалась – это было бы неприлично. Как странно: он приезжал без свиты и даже не позвал ее, Лукрецию! Зачем же ему приезжать на холм Джордано, как не к своей доченьке?
Непонятно… Но, поразмыслив, Лукреция все же поняла: наверняка, вчерашняя наглость Джулии не должна была остаться безнаказанной. А кардинал человек мягкий и очень не любил, когда при нем кого-то наказывали, поэтому вчера он не выбранил Джулию и даже сделал вид, что ему приятно ее присутствие. Но сегодня наверняка приезжал, чтобы серьезно поговорить с Адрианой. Наверное, он сказал ей, что такая легкомысленная девушка – вряд ли уместная компания для его Лукреции.
И замешательство Лукреции сменилось тоской: она была уверена, что вскорости лишится такой веселой подружки.
Радостная Джулия вбежала в комнату. На ней было новое ожерелье, украшенное изумрудами и рубинами.
Какая прекрасная работа! – вскричала Лукреция. – Почему ты мне никогда его не показывала!
– Оно ужасно дорогое, – согласилась Джулия, – но я вовсе не собиралась его от тебя таить, милая Лукреция. Я как раз и пришла, чтобы его тебе показать – оно совершенно новое. Я только что его получила.
– В подарок? А от кого?
– Не спрашивай. Сказать об этом – значит совершить глупость.
За эти несколько часов Джулия повзрослела. Она была полна кокетства и выглядела на все восемнадцать лет. Она заразительно смеялась, пела итальянские песенки о любви и казалась ужасно таинственной. Ожерелье тоже составляло часть тайны.
Но Джулия была все же слишком юной, чтобы долго держать при себе секрет. Она хотела им поделиться, она хотела похвастаться перед Лукрецией.
– Что случилось? – не отставала Лукреция. – Чему ты радуешься? Разве ты не боишься, что кардинал пожаловался мадонне Адриане на твое вчерашнее поведение? Ведь теперь она отошлет тебя домой!
Но Джулия в ответ только расхохоталась:
– Меня никуда не отошлют! И кардинал не пожаловался. Я кое-что скажу тебе, Лукреция! У меня есть возлюбленный!
– Орсино?..
– Орсино! Да неужели ты думаешь, что Орсино годится мне в возлюбленные?
– Но… Я бы никогда…
– А все потому, что ты еще слишком, слишком маленькая! Мне же скоро исполнится пятнадцать… и я выйду за Орсино замуж. Так что мне остается, кроме как завести любовника?
– О, – взмолилась Лукреция. – Будь осторожна. Что, если мадонна Адриана услышит наши разговоры?
Джулия смеялась до слез, а Лукреция только в изумлении глядела на нее.
Кардинал все чаще наведывался на холм Джордано, по не все его визиты были связаны с Лукрецией.
Перед его посещениями Джулия одевалась с особой тщательностью и отнюдь не в самые скромные платья. Порою из-за закрытых дверей комнат, где кардинал уединялся с Джулией, Лукреция слышала ее чуть визгливый смех. Это было очень неприятно.
Ведь раньше он приезжал, чтобы повидать меня! – твердила себе Лукреция.
А потом она начала понимать.
У Джулии появилось множество новых роскошных вещичек. Лукреция слышала, как слуги называли Джулию самой красивой девушкой в Риме. Они называли ее «La Bella», «Красотка» – и в разговорах между собою чаще употребляли это прозвище, чем ее настоящее имя. А богатые подарки дарил богатый любовник, любовник, которого Джулия принимала в строгом доме Орсини. Какое-то время Лукреция не позволяла себе догадываться, кто же на самом деле был этот любовник.
Но настала минута, когда Лукреция больше не могла справиться со своими подозрениями.
Однажды ночью она выскользнула из постели и, взяв свечу, направилась в спальню Джулии. Джулия крепко спала. Лукреция разглядывала ее лицо, которое при свете свечи казалось еще прекраснее. Да, Джулия действительно «La Bella».
Свет разбудил Джулию, она открыла глаза и удивленно поглядела на Лукрецию.
– Что случилось?
– Я должна знать, – сказала Лукреция. – Твой любовник – кардинал, да?
– Ты что, разбудила меня, чтобы сообщить то, что и так все знают?
– Значит, это правда! Джулия засмеялась.
– Только подумать! – Она села на постели и обхватила руками колени. – Ему пятьдесят восемь, а мне еще нет пятнадцати, и все-таки мы – любовники! Разве это не чудо? Кто бы мог предположить, что такой старик заставит меня в него влюбиться?
– Он такой, – торжественно объявила Лукреция, – он все может!
Это заявление заставило Джулию издать один из тех особых смешков, которые стали характерны для нее в последнее время.
– Это правда. И я счастлива.