Она поняла значение его ухмылки. Поняла – но не встревожилась; скорее – наоборот. Вот только не желала давать ему знать об этом. Слухи о его свирепости – как и грубые манеры – бросали вызов ее буйной натуре.
– Что вам от меня угодно? – предостерегающе подняв руку, спросила она.
Он отбил ее руку, и она вздрогнула.
– Воспользоваться правом синьора. Глаза Екатерины яростно вспыхнули.
– Вам не хватает того, что вы насильно овладели моим городом?
– Вижу, вы отлично понимаете свое положение, – сказал Чезаре.
– Прошу вас оставить меня.
– Ваше дело – не просить, а покоряться силе, – снова ухмыльнулся он, на сей раз – похотливо.
Чезаре схватил ее за плечи. Внезапно эта женщина напомнила ему Санчу. Его бывшая любовница умела ценить неистовые наслаждения.
Он громко крикнул:
– Эй вы! Оставьте меня наедине с графиней! Она попыталась вырваться, и схватка началась. Чезаре демонически хохотал. Пусть дерется – все равно ей никуда не деться! Будет помнить, что он взял приступом ее замок, – помнить и знать, что ни одна крепость не устоит перед ним.
Это было больше, чем сексуальное похождение, – это был символ.
В Рим Чезаре вернулся во время карнавалов, и горожанам представилась удобная возможность повеселиться, а заодно польстить Папе. Было много масок, изображающих победы Чезаре над его врагами; в честь него слагались баллады и поэмы, на улицах бродячие актеры наперебой превозносили добродетели этого отважного воина.
Чезаре пребывал в благодушном настроении. Судьба улыбалась ему. В присутствии Папы он танцевал с Лукрецией – и все танцы были испанскими. Он возобновил визиты к Санчи, и весь Рим говорил, что они вновь стали любовниками. Гоффредо преклонялся перед братом и во всем старался ему подражать; он радовался тому, что его супруга доставляла удовольствие великому Чезаре, и считал своей огромной заслугой супружество, благодаря которому смог подарить Чезаре лучшую из всех любовниц, каких только доводилось тому иметь.
Что касается Санчи, то у нее были к нему смешанные чувства. Она и ненавидела его, и находила неотразимым, но, как и прежде, от ненависти страсть только разгоралась.
И лишь одно открытие неприятно поразило Чезаре. Лукреция уже не была прежней послушной, уступчивой девочкой. Мало того, Чезаре все чаще думал, что в свое время она могла оказаться более преданной супругу, чем ему, надежде и славе семьи Борджа.
Лукреция присутствовала на тех собраниях, где представители неаполитанской и миланской партии замышляли заговор против Чезаре! Лукреция, его родная сестра, чуть было не стала его врагом!
Чезаре замечал привязанность Папы к внуку. Если мальчик был в Ватикане, Александр непременно находил какой-нибудь предлог, чтобы выйти к нему. Играя с маленьким Родриго, он порой походил на старого маразматика, и его любовь к отпрыску Альфонсо уж во всяком случае не уступала чувствам к Лукреции.
У Чезаре возникли кое-какие подозрения, и он принялся скрупулезно вникать в положение дел в Ватикане. Муж его сестры был его врагом и имел большое влияние на Лукрецию, а та в свою очередь имела влияние на Папу.
Он стал строить планы, непосредственно касающиеся этого смазливого сопляка, за которого они выдали Лукрецию.
В Риме только один человек имел право повелевать чувствами Папы, и только одному мужчине должна была служить сестра этого человека.
Чезаре не мог мириться с создавшимся положением. Недаром его девиз гласил: «Цезарь не уступает никому».
Он был властителем Рима. Он был Цезарем.
Молнии с оглушительным треском раздирали темноту над Вечным Городом. Заканчивался праздник Святого Петра, а на улицах не было ни души – все горожане укрылись в домах, как только упали первые крупные капли ливня и прогремели первые раскаты этой небывало свирепой грозы.
Александр был в своих апартаментах. К нему пришли его камерьер Гаспаро и епископ Капуанский, желавшие обсудить какие-то формальности одной дворцовой церемонии.
– Ну и темень! – взглянув окно, сказал Папа. – Пожалуй, тут не прочтешь и строчки.
– Буря свирепеет с каждой минутой, Ваше Святейшество, – заметил епископ.
– Придется зажечь свечи, – ответил Александр. – Смотрите-ка, дождь заливает в окна!
Гаспаро направился к двери, чтобы велеть принести свечи, а епископ подошел к окну, когда грянул очередной раскат грома и с чудовищным скрежетом обвалился кусок крыши, находившийся прямо над папским креслом.
Гаспаро закричал от ужаса. Опомнившись, он и епископ бросились в облако пыли, поднявшееся над тем местом, где несколько мгновений назад сидел Папа.
Оба задыхались и кашляли. Убедившись в том, что вдвоем им не поднять тяжелых брусьев, выскальзывавших из их рук – под струями ливня пыль почти сразу рассеялась, – они кинулись за подмогой.
– Папа убит! – выбежав из апартаментов, крикнул Гаспаро. – Там обрушилась крыша, и его завалило камнями!
Слуги и стражники со всех ног помчались в папские покои, а очень скоро весь Рим облетела весть: «Папа мертв. Это Господь покарал Папу за все его злодейства. Слава Богу, свершилось небесное правосудие!»
Народ стал готовиться к восстанию – что неизменно следовало за смертью очередного Папы. Самые мудрые забаррикадировались в своих домах; у ворот Ватикана встали отряды гвардейцев.
В апартаментах Папы слуги трудились в поте лица, разбирая осыпавшиеся камни и брусья.
– Не может быть, чтобы он выжил, – говорили иные. Слуги крестились; увиденное казалось им делом рук самого Бога. Они только удивлялись тому, что Господь вместе с Папой не покарал его сына. Комнаты Чезаре, находившиеся над апартаментами его отца, были насквозь пробиты теми же балками, что обрушились на папское кресло; однако Чезаре вышел из своих покоев за несколько мгновений до того, как молния ударила в трубу и от сотрясения стала обваливаться крыша дворца.
Ворвавшись в комнату, где уже работали слуги, Чезаре ужаснулся. Внезапно он осознал, как много в его жизни значил отец. Если Папа умер, то выберут другого Папу – но что тогда будет с грандиозными планами Чезаре? Как он сможет осуществить их без помощи святого отца? Кто захочет считаться с ним, если за его спиной не будет стоять вся мощь католической церкви, олицетворенная его родителем?
– О мой отец! – закричал он. – Вам нельзя умирать! Вы не умрете!
Выхватив у кого-то топор, он с яростью бросился разбирать завал. Через несколько минут у него были в кровь изодраны руки, пот лился градом по всему телу.
– Господин мой, – вздохнул Гаспаро, – Его Святейшество не мог выжить.
Чезаре обернулся и с размаху ударил камерьера по лицу.
– Работай, а не болтай! – завопил он. – Святой отец лежит под этими обломками, и он еще жив! Говорю вам всем, он еще жив!