– Ты будешь слушать все, что я тебе скажу, – твердо произнес он.
Затем намотал на палец прядь ее волос.
– Лукреция, они уже не такие золотистые, как прежде.
– Мне это безразлично, – сказала она.
– А твое платье? – продолжил он. – Оно скорее похоже на халат какой-нибудь старухи! Где все твои чудесные наряды?
– Не знаю. Может быть, в Риме.
– Послушай, дитя мое, скоро у тебя будет новый супруг.
– С которым ты обойдешься так же, как и с прежним? Уж не думаешь ли ты приманивать меня мужьями, как ребенка – лакомствами?
– Кстати, о детях. Где твой ребенок?
– Спит.
– Я еще не видел его.
В ее глазах мелькнул ужас. Чезаре заметил его и удовлетворенно улыбнулся. Теперь он знал, как сломить упрямство своей сестры.
– Мой ребенок не должен интересовать тебя, – поспешно сказала она.
Чезаре лукаво прищурился.
– Он сын своего отца.
– Его дед… обожает внука.
– Сейчас – может быть. Но тебе и самой известно, как переменчивы его чувства.
– Чезаре, – угрожающим тоном сказала она, – не пытайся причинить вред моему ребенку!
Он положил руку на ее плечо и состроил гримасу отвращения.
– Какая мерзость, – кивнув на ее платье, проговорил он. – Совсем не идет моей очаровательной сестренке. Не бойся. Твоему ребенку ничего не грозит.
– Если кто-нибудь попробует его убить, как убили его отца, то учти – сначала нужно будет убить меня.
– Ну, ну, не распаляйся. Альфонсо был предателем. Он охотился за моей жизнью – вот мне и пришлось остановить его. Но с детьми я не воюю. Лукреция, постарайся быть чуточку посерьезней. И благоразумней, чем сейчас. Тебе предстоит вернуться в Рим – а там ты должна выглядеть такой же, как всегда. Тебе нужно изумлять всех своими нарядами, стать прежней веселой Лукрецией. Пусть в Рим вернется моя радостная и счастливая сестра, а плачущая вдова останется здесь.
– Я не смогу выполнить твою просьбу.
– Сможешь, – сказал он. И настойчиво повторил:
– Сможешь!
– Никто не заставит меня поступиться моей волей. Он взял ее за подбородок.
– Я заставлю, Лукреция.
У нее перехватило дыхание, а он снова засмеялся – самоуверенно, торжествующе. Весь ужас прожитых лет вдруг принял знакомые, зримые очертания – она жила в страхе и любила страх так же, как любила его. Она не понимала себя – его тоже. И знала только одно – что они из семьи Борджа и что связывавшие их узы нерушимы, пока продолжается жизнь.
Она едва не падала в обморок – от страха и предвкушаемого удовольствия. Два образа в ее мыслях смешивались и становились неотличимы один от другого. Чезаре, Альфонсо. Чезаре, Альфонсо.
От одного из них ей нужно было избавиться. Если бы это удалось, ее страдания уменьшились бы наполовину.
Широко открыв глаза, она все смотрела и смотрела на Чезаре. А Чезаре улыбался – нежно, но в то же время и властно, как будто держал ее за руку и уверенно вел по пути к неизбежному.
Он уехал, и она осталась одна.
Все вокруг теперь выглядело по-другому. У окрестностей замка уже не было прежнего сурового вида. Она часто стояла у окна и смотрела на проступающую в дымке гору Витебро.
Чезаре отправился в путь за новыми победами. Ему предстояло одержать их еще немало, и все они принадлежали ей.
Порой она горько плакала. А порой торжествовала.
Как могла она подумать, что будет жить одна? Они все были членами семьи Борджа, а это значило, что их связывала страсть, неведомая никому другому.
И все-таки ей было страшно.
Самые противоречивые чувства охватывали ее. Она вымыла волосы и приказала привезти свои лучшие платья – но, взглянув в зеркало, была потрясена тем, что увидела в нем. Ей казалось, что глаза выдавали ее тайну.
Ей хотелось быть в Риме, вместе с отцом. Когда-нибудь туда приедет и Чезаре.
Она думала об их семейных узах как о чем-то бесконечно сокровенном, но в то же время и порочном, ужасающем, зловещем. Иногда ей не терпелось еще туже опутать себя этими узами – и мечталось навсегда вырваться из них.
Ее часто посещала одна и та же мысль: я не буду знать покоя до тех пор, пока не сброшу с себя эти путы; мне нужно быть такой же, как все остальные люди. Ах, если бы был жив Альфонсо! Если бы они могли вместе сбежать из Рима и зажить безоблачной, счастливой жизнью!
Размышляя о своем будущем, она содрогалась. Чезаре безжалостно разрушил всю ее скорбную умиротворенность, сделал невыносимым дальнейшее пребывание в замке Непи.
Меньше, чем через месяц после его визита, она позвала слуг и сказала:
– Мой отец разрешил мне вернуться в Рим. Следовательно, готовьтесь к отъезду и постарайтесь не затягивать сборы. Я устала от Непи. Больше не желаю видеть это место.
Когда Лукреция приехала в Рим, Папа встретил ее так, будто ссылка в Непи была не более, чем увеселительной загородной прогулкой. Он не упоминал об Альфонсо и не переставал радоваться возвращению маленького Родриго.
Чезаре со своей армией успешно продвигался к намеченной цели, и Папа пребывал в благодушном настроении.
Как-то раз, прогуливаясь с Лукрецией в садах Ватикана, он заговорил на тему, которая сейчас владела его мыслями.
– Дорогая моя, – сказал он, – ты не сможешь навсегда остаться незамужней женщиной!
– Незамужней я пробыла совсем недолго.
– Достаточно долго… да, вполне достаточно. Видишь ли, есть одна вещь, которая время от времени не дает мне покоя. Дочь моя, я не вечен – и желаю устроить тебе хорошую партию, прежде чем покину вас.
– Хорошая партия может очень быстро оказаться неудачной. Мой опыт говорит о том, что положение замужней женщины – не из прочных.
– Ах, ты молода и красива! На твою руку найдется немало претендентов. Чезаре уверяет, что Луи де Линьи весьма охотно взял бы тебя в жены.
– Отец, я бы весьма неохотно пошла за него… как и за любого другого.
– Но, дитя мое, он же кузен и первый фаворит короля Франции! У него блестящее будущее!
– Дорогой отец, неужто вы хотите, чтобы я оставила вас и уехала во Францию?
Папа немного помолчал, а затем сказал:
– Признаться, в этом обстоятельстве я вижу величайший недостаток брака с Луи. К тому же он хочет получить непомерно огромное приданое и предъявляет немало других фантастических требований.
– Вот и пусть остается ни с чем. А я еще немного поживу с вами.