— Я несчастна? Ты забываешь о том, что я — дофина.
— Знаю. Но тебя так унижают! Мадам д'Этамп управляет королем. Трудно поверить, что Генрих способен на такую жестокость. Я рада, что не вышла за него. Одно время меня собирались выдать за Генриха. Я считала, что это неизбежно, и внушала себе, что не имею ничего против этого — в конце концов, он — мой кузен, мы давно знакомы. Но если бы я была его женой, я бы не позволила ему обращаться со мной так, как он обращается с тобой. Я бы проявила твердость. Я бы…
Катрин засмеялась.
— Ты весьма добра, коль беспокоишься за меня. Как забавно! Это я жалела тебя. Я замужем за наследником французского престола, а ты — принцесса — выходишь за жалкого герцога. Это тебя, дорогая принцесса, оскорбляют. Какое мне дело до того, что король заведет сотню любовниц, если я стану королевой Франции? А ты будешь всего лишь герцогиней… герцогиней Клевской…
Жанна залилась краской. Прежде она не понимала, сколь унизителен для нее этот брак.
Катрин повернулась и покинула Жанну, еще более растерянную и несчастную, чем в тот момент, когда король сообщил ей о ее замужестве.
Жанна попала в немилость, король рассердился на нее. Она познакомилась со своим будущим супругом, двадцатичетырехлетний герцог был вдвое старше девочки; его можно было назвать красивым, но Жанна возненавидела жениха в тот миг, когда она услышала его имя; она не могла освободиться от этого чувства. Король намекнул на то, что ее неприветливость ставит его в неловкое положение. Она, в свою очередь, решила не изображать радости, которую не испытывала. Что касается герцога Клевского, то он был смущен манерами своей нелюбезной будущей невесты. Гнев короля главным образом объяснялся тем, что он считал, будто отец девочки тайно поддерживает ее в желании сорвать этот брак. Это было не простым отказом девушки претенденту, а сознательным бунтом подданной против короля.
Франциск написал своей сестре; мать встретила Жанну в Аленсоне весьма сурово; это стало новой трагедией для девочки. Она обожала свою мать; она много слышала о ее красоте и остроумии; они давно не виделись; теперь, когда Жанне наконец позволили встретиться с ней, девочка почувствовала, что ею недовольны.
Мягкой, доброй Маргарите, существовавшей в собственном мире, населенном такими образованными людьми, как Ронсар и Маро, писателями, художниками и архитекторами эпохи Возрождения, очень не хотелось отвлекаться от духовной жизни ради такого скучного, прозаичного дела, как усмирение непокорной дочери. Маргарите не приходило в голову, что она может не поддержать в чем-то брата; его воля всегда становилась ее волей.
Она провела несколько долгих бесед с печальной и растерянной Жанной, которая, однако, сохраняла способность отстаивать свою позицию с четкостью и язвительностью.
— Королю следует подчиняться, — объясняла Маргарита. — Мы должны с радостью исполнять каждый его приказ.
— Он может совершать ошибки, — возразила Жанна.
— Только не наш король, дочь моя.
— Но он ошибался. Серьезно ошибался. Ты помнишь, какой промах он допустил в Павии?
Красивые глаза королевы Маргариты в ужасе округлились.
— Павия! Фортуна изменила ему. Он не был виноват. На свете нет более смелого солдата, более великого полководца.
— Но великие полководцы не терпят поражений от менее талантливых.
— Есть вещи, в которых ты не разбираешься. Девушка не имеет право на собственную волю.
— Тогда как она может отличить добро от зла?
— Ее направят родители и король.
— А если родители и король расходятся во мнениях?
— Ты говоришь глупости. Мы обсуждаем твой брак с герцогом Клевским. Это хороший брак.
— Как он может быть хорошим? Я, принцесса, которая могла выйти за Генриха, сына короля, стану женой какого-то герцога! На мне мог жениться сын испанского короля…
— Это хороший брак, потому что его желает король, — сухо перебила Жанну Маргарита. — Ты, моя дочь, должна любить своего дядю и подчиняться ему, как это делаю я.
— Но, — не сдавалась Жанна, — твои рассуждения далеки от того, что меня учили считать логичным.
— Жанна, — грустно промолвила Маргарита, — моя дорогая девочка, ты не должна бунтовать. Король желает этого брака, поэтому он должен состояться. Если ты не согласишься, мне придется бить тебя каждый день — у меня нет иного выбора. Послушай меня, моя девочка. Это будут самые жестокие порки из всех, какие тебе доводилось выносить. Даже твоя жизнь окажется в опасности.
— Неужели? — презрительно сказала Жанна. — Я думала, ты хочешь выдать меня замуж, а не похоронить.
Она не сдастся. Не согласится на этот брак. Бросит вызов всем. Она постоянно думала о герцоге Клевском и вспоминала при этом улыбку Катрин. Жанна понимала, что она обидела Катрин, но ей не было до этого дела. Дофина проявила неискренность; она притворялась, будто не замечает унижений, которым подвергает ее муж, держалась с мадам Дианой столь любезно, словно испытывала благодарность к этой женщине за то, что она была любовницей ее мужа. Жанна ненавидела подобное притворство, она считала его признаком коварства. Она сама в подобных обстоятельствах ударила бы мадам Пуатье по лицу. И все же… она не могла стереть из памяти невозмутимую усмешку Катрин, которая, похоже, подстрекала Жанну к неповиновению, укрепляла решимость избежать этого брака.
Она решила зафиксировать на бумаге свое отвращение к нему; если он состоится, пусть мир узнает, что это произошло вопреки ее воле.
Она долго сидела в своей комнате, сочиняя документ. Из-под ее пера вышел следующий текст:
«Я, Жанна Наваррская, подтверждая мои ранее высказанные протесты, настоящим заявлением свидетельствую о моем нежелании вступать в брак с герцогом Клевским; я не соглашалась и никогда не соглашусь на него; любые мои будущие слова и поступки, могущие быть истолкованными как выражения согласия, на самом деле станут лишь следствием страха перед королем, моим отцом и моей матерью, которая угрожала мне физической расправой. Исполняя указание королевы, моей матери, моя наставница, бейлиф Кана, неоднократно заявляла, что если я не буду исполнять все пожелания короля, касающиеся этого брака, то меня подвергнут жестокому наказанию, представляющему опасность для моей жизни. Мне было сказано, что мой отказ может привести к гибели моих отца и матери, а также их дома. Подобная угроза побудила во мне такой страх, что я обратилась к Господу с просьбой сделать так, чтобы мои родители простили меня. Им обоим известно, что я никогда не полюблю герцога Клевского. Таким образом, я заранее заявляю: если мне придется стать невестой или женой вышеупомянутого герцога Клевского, то это произойдет вопреки моей воле. Он никогда не станет моим настоящим мужем, во всяком случае, я не буду считать его таковым. Я прошу Господа стать моим свидетелем при подписании этого документа и запомнить, что меня подталкивают к этому браку посредством насилия и принуждения».