Когда Жанна ушла, Катрин села писать письмо королю Испании. Она очень хотела устроить браки двух ее детей — дочери Марго и сына Генриха. Она должна смотреть в будущее; в настоящий момент перспективы получения Генрихом Наваррским королевства его матери были весьма туманными. Катрин собиралась выдать Марго за сына Филиппа, дона Карлоса, а Генриха женить на старшей сестре юного испанца Хуане, вдовствующей королеве Португалии.
Своим посланием, выдержанным в елейном тоне, она убеждала мрачного свекра, ревностного католика, в ее преданности католицизму и в общности интересов Испании и Франции.
«Я хочу, чтобы Господь забрал к себе королеву Наварры, — писала она. — Тогда ее нынешний супруг сможет жениться без промедления».
Весь двор говорил о короле и королеве Наварры. Между ними вспыхивали публичные ссоры; Жанна не скрывала своих чувств. Король пытался заставить Жанну ходить на мессу. Он был с ней то груб и раздражителен, то безразличен и холоден.
Луиза де ла Лимодьер, знавшая, что в случае развода король Наварры женится снова, видела себя его будущей женой и держалась весьма самоуверенно.
Она решила, что является не менее важной персоной, чем королева Наварры. Она сама может в один прекрасный день стать королевой Наварры — или Сардинии. Королева-мать обещала ей такую награду за то, что она, знатная незамужняя женщина, родила Антуану бастарда.
Она проявляла надменность и даже дерзость в присутствии королевы Наварры.
— Почему, мадам, — спрашивала Луиза, когда они встречались на людях, — вы не следуете моде двора? Такое платье сделало бы вашу фигуру менее угловатой. И этот цвет не идет вам. Он делает вас похожей не на королеву, а на служанку.
Жанна отвернулась; она не хотела ронять свое достоинство, вступая в перепалку с такой женщиной. Но Луиза не отставала от нее; все смотрели на них.
— Поверьте мне, мадам, я знаю, какие качества ценит в женщине король, ваш нынешний муж. Он часто говорит мне, что я ими обладаю.
— Меня не интересует, что ищет мой муж в женщинах, — сказала Жанна, — потому что он сам меня не интересует, как и вы.
— О, мадам, но Антуан — такой замечательный любовник. Я уверена, что вы не сумели раскрыть его достоинства.
— Возможно, он кажется вам таковым, если ради него вы еще сильнее пятнаете свою и без того дурную репутацию, — парировала Жанна. — А теперь оставьте меня. Я должна заняться более важными делами.
— Мадам, я, родила королю сына.
— Да, бастарда. Мадемуазель, в этой стране бастардов так же много, как и шлюх, которые рожают их, поэтому еще один ничего не меняет, уверяю вас.
Разъяренная Жанна удалилась.
Антуан ждал жену в ее покоях.
— Я желаю, чтобы ты отравилась вместе со мной на мессу, — заявил он холодным тоном.
— Мне нет дела до твоих желаний, — отрезала Жанна.
Она огорчилась, увидев сидящего у окна сына Генриха; мальчик отложил книгу в сторону, чтобы понаблюдать за сценой между родителями.
Антуан проигнорировал присутствие мальчика. Он сжал запястье Жанны.
— Ты пойдешь со мной на мессу. Ты забываешь о том, что я — твой господин.
Вырвавшись, она засмеялась ему в лицо.
— Ты… мой господин? Побереги такие речи для мадемуазель де ла Лимодьер. Пожалуйста, не забывай кто я.
— Ты — моя жена.
— Весьма любезно с твоей стороны помнить об этом. Я хотела сказать — не забывай о том, что я — королева Наварры.
— Хватит дурить. Ты пойдешь со мной на мессу… немедленно.
— Нет. Я никогда не буду присутствовать на мессе и любой другой папистской церемонии.
Маленький Генрих медленно поднялся с дивана и подошел к родителям.
— Ваше Величество, я прошу оставить мою маму одну, — дерзко произнес мальчик.
Антуан повернулся к сыну; достоинство мальчика рассердило короля, он почувствовал себя слабым, жалким.
— Как ты смеешь? — закричал он.
— Смею, — ответил Генрих; он показался Жанне похожим на своего деда, другого Генриха Наваррского. — Я никому не позволю грубо обращаться с моей мамой.
Антуан схватил мальчика и отшвырнул его в другой коней комнаты. Генрих удержался на ногах, уцепившись за штору. Придя в себя, он с достоинством произнес:
— Меня тоже никто не заставит пойти к мессе!
Антуан приблизился к сыну и взял его за ухо.
— Ты, мой господин, пойдешь туда, куда тебе прикажут.
— Если это сделает мама, — выпалил Генрих.
— Нет. Ты пойдешь туда, куда тебе прикажет отец.
— Я не пойду к мессе, — повторил Генрих. — Я — гугенот, как моя мама.
Антуан ударил сына по лицу. Жанна с гордостью наблюдала за происходящим, любуясь мальчиком, который стоял, широко расставив ноги и с ненавистью глядя на отца. «Настоящий уроженец Беарна!» — сказал бы его дед.
Антуан не был злобным человеком, его огорчала сцена, вызывавшая у сына чувство торжества; король хотел поскорее закончить ее. Он любил мальчика, гордился им, несмотря на отсутствие элегантности в облике сына. Генрих обладал острым умом и несомненным мужеством.
Антуан вызвал слугу и приказал ему:
— Пришли ко мне воспитателя моего сына.
Когда наставник явился, король приказал ему сурово выпороть Генриха за его дерзость.
Покидая комнату, мальчик закричал:
— Я не пойду к мессе. Не пойду к мессе.
Его возбужденно сверкающие глаза выражали любовь к матери.
За мальчиком и наставником закрылась дверь.
— Отличная сцена, — сказала Жанна, — и вы, Ваше Величество, сыграли в ней ту роль, в которой я ожидала вас увидеть. Мой сын пристыдил вас, и я поняла, что вы это почувствовали. Какая жалость, что мадемуазель де ла Лимодьер не присутствовала при этом! Я не уверена в том, что у бастарда нашлось бы столько мужества.
— Замолчи! — приказал Антуан.
— Я буду говорить, когда захочу.
— Ты, дура, Жанна.
— А ты подлец.
— Если ты немедленно не станешь католичкой, я разведусь с тобой.
— Как тебе это удастся, мой господин?
— Папа обещал мне. Он не хочет, чтобы я остался с еретичкой.
— Ты хочешь развестись и отказаться от моей короны? Это тебя не устроит.
— В случае развода корона останется у меня.
— Каким образом? Я получила ее от отца.
— Часть Наварры завоевана Испанией; я могу получить ее всю целиком. Испания не любит еретиков, даже коронованных. Испания хочет видеть меня мужем католички.
— Мадемуазель де ла Лимодьер? — спросила Жанна и задрожала, подумав об отважном мальчике, который мог остаться в будущем без королевства из-за подлости своего отца.