Я последовала за Бевилом в огромный нижний зал, а оттуда по лестнице в то крыло, где мы нашли платья.
— Вы не боитесь привидений, Хэрриет? — бросил Бевил через плечо. — Этим крылом особенно не пользуются. Говорят, тут полно призраков. В доме вроде нашего просто обязаны водиться привидения. Если боитесь, дайте мне руку.
— Я не боюсь, — ответила я.
— Я всегда знал, что напугать вас не так-то просто, — заметил Бевил и с отвращением воскликнул: — Какая же тут сырость. Мы уже много лет намереваемся открыть это крыло, но до дела никогда не доходит. Слугам здесь не нравится. Они не заходят сюда даже днем.
— Именно здесь мы с Гвеннан нашли сундук, — сказала я.
— Правда? Так вы уже бывали здесь раньше! А она рассказала вам историю о привидениях? Женщина с младенцем па руках, Хэрриет, она бродит по этим темным коридорам… и мужчина, но они никогда не появляются вместе, ибо вечно ищут друг друга.
Я вздрогнула, и Бевил это заметил.
— Я напугал вас, — заключил он. — Не обращайте внимания на то, что я несу, Хэрриет. Это — сплошные глупости. Просто старая легенда.
— Здесь холодно, — объяснила я. — Я вовсе не боюсь.
Бевил обнял меня рукой за плечи и на мгновение притянул к себе; но за этим ничего не чувствовалось — обычный жест, которым успокаивают ребенка. Бевил был совсем другим, чем прошлой ночью, и у меня возникло подозрение, что тогда он все-таки не узнал меня, а сегодня я из очаровательной дамы в маске стала сама собой — знакомой, заурядной Хэрриет.
— Гвеннан рассказала мне некую историю, — торопливо проговорила я, стараясь скрыть свое разочарование. — О гувернантке, которая жила здесь в комнате, в тайне от всех, кроме какого-то лорда Менфрея.
— Сэра Бевила, если вам будет угодно. Одного из многих Бевилов в нашей семье.
— И она умерла при родах, потому что никто не знал об этом, пока не оказалось слишком поздно.
— Именно так. — Бевил открыл дверь, петли которой издали протестующий звук, уже слышанный мною раньше. — Эта часть дома скоро вообще развалится, — заметил он. — Мы, Менфреи, слишком ленивы. Не такие энергичные, как вы — Делвани. Мы пускаем все на самотек. Как по-вашему, сколько лет в этой комнате не жили?
Я отшатнулась, ибо что-то коснулось моего лица. Паутина, холодная и тонкая. Мне показалось, что сами эти стены приказывают мне: убирайся. Но Бевил ничего не почувствовал. У него не было такого богатого воображения. Нежилая комната выглядела для него просто нежилой комнатой. А привидения существовали только в легендах.
— Вот она, — сказал Бевил.
На стене висела картина — портрет женщины в платье, без сомнения том самом, которое я надевала вчера ночью. Оно было превосходно выписано: складки бархата смотрелись настолько реально, что казалось: прикоснись к ним, и ощутишь мягкую ткань. На темных волосах дамы лежала сетка из золотой нити, украшенная топазами.
— Это оно! — воскликнула я. — Значит, я надевала ее платье?
— Может быть.
Я подошла поближе к картине. Дама смотрела на меня таинственно и немного печально.
— Она выглядит не очень-то счастливой, — сказала я.
— Ну, она была замужем за Бевилом — тем самым, который влюбился в гувернантку.
— О, — отозвалась я. — Тогда понятно.
Бевил остановился чуть позади и положил руки мне на плечи.
— Что вам понятно, Хэрриет?
— Почему она кажется такой несчастной. Но платье — очаровательно. Какой замечательный художник написал его!
— Я вижу, вы просто без ума от этого платья. Где оно сейчас?
— В моем платяном шкафу в «Вороньих башнях».
— И вы не в силах расстаться с ним, так?
— Я собираюсь принести его назад и отдать Гвеннан.
— Не надо, — возразил Бевил. — Оставьте его себе. Может, в один прекрасный день вам снова захочется всех одурачить.
— Что вы!
— Это — подарок от меня, — произнес он.
— О, Бевил!
— Идемте. Здесь холодно.
Ночь бала изменила Гвеннан — так же, как и меня. Она стала еще более беспокойной и все чаще высказывала недовольство своей жизнью. Однажды, будучи в подобном настроении, она сказала мне:
— Жизнь очень несправедлива к нам.
Мы ехали по лесу верхом, задевая головами ветви деревьев, в это время года покрытые густой листвой.
Я всегда была готова слушать о Менфреях и потому спросила, что она имеет в виду.
— Деньги! Всегда и везде — деньги. Какое счастье, что папа сейчас не член парламента, потому что парламентские дела — штука очень дорогая. Мне так надоело сидеть без денег, что я уже собралась сама исправить положение.
— Каким образом?
— Выйти замуж за Хэрри, разумеется.
— Гвеннан, ты думаешь, он захочет?
— Захочет ли он! Ты что, с ума сошла! Разумеется, захочет. Он влюблен в меня по уши. Вот еще одна причина, почему я так злюсь, что мне только шестнадцать. Придется ждать по меньшей мере год.
Мы выехали на открытое место, и Гвеннан, хлестнув кнутом свою Сахарную Головку, пустила ее в галоп. Я тоже не отставала. Гвеннан хохотала, и я подумала, что в это утро в нее вселился какой-то бес.
— Я не желаю возвращаться в эту дурацкую школу! — прокричала она мне через плечо.
— До этого еще далеко. У нас в запасе неделя, даже больше.
— Я хочу сказать… вообще. Пансион для юных леди! Если и есть что-то более гадкое, чем быть шестнадцатилетней, так это быть юной леди.
— Во втором я не так уж уверена, хотя насчет первого полностью согласна.
— Хэрриет Делвани, не старайся говорить заумно, как эти ужасные… политики.
— По-твоему, я говорю заумно?
— Я слышала, если очень хотеть, чтобы что-нибудь случилось или не случилось… хотеть изо всех сил… сконцентрировавшись только на одном желании, это иногда помогает.
— Например, не возвращаться в школу? Или перескочить из шестнадцати лет в восемнадцать за один день?
— Ты ужасная зануда, Хэрриет. Если не возьмешься за себя, станешь просто змеюкой и синим чулком.
— А что тут плохого?
— Такие женщины фатально непривлекательны для мужчин.
— Подумаешь, открыла Америку. Я всегда была такой.
— Перестань, Хэрриет. Ты сама во всем виновата.
— В чем именно?
— Нынче утром я не собираюсь решать твои проблемы. У меня хватает своих. Я твердо решила не возвращаться в школу в этом году.
Я промолчала, думая о том, каково мне будет в школе без Гвеннан. Впрочем, у нее, конечно, ничего не выйдет.