— Что тебе не нравится?
— Вы теперь взрослая и, наверное, думаете, что я не должна говорить с вами как раньше, как я всегда говорю. Но я ничего от вас не таю, потому что для меня вы всегда останетесь моей девочкой…я ведь помню вас крошкой.
— Да, Фанни, я знаю, но я больше не ребенок — видишь сама; может, я даже выйду замуж. Мне уже восемнадцать.
— Не в том дело, мисс Хэрриет. Это…это потому, что ваше имя поминали рядом с… Ну, я с радостью думаю, что вы обзаведетесь своим домом и возьмете меня с собой и маленькие детки, которые пойдут один за другим, будут и моими тоже.
— Так все и случится, и не о чем печалиться, Фанни.
Фанни посмотрела на меня сердито:
— Ну, нет, конечно, так и должно быть, — так оно и будет. Но… я хотела бы видеть вас счастливой и…чтобы вы вышли за правильного человека.
— Которого ты для меня выберешь?
— Ну, такого я не требую. Но кое-кто из ваших приятелей мне не нравится.
— Не понимаю, на что ты намекаешь.
— Ходят всякие слухи и сплетни, но они не всегда доходят до ушей тех, кому больше всего пригодились бы. Я скажу вам все без обиняков, мисс Хэрриет. Речь идет о мистере Бевиле Менфрее, вот о ком. И нечего так холодно и надменно на меня смотреть. Я знаю, вы не захотите слушать никого, кто скажет о нем дурно, и мне очень неприятно делать вам больно. Но лучше обидеть вас теперь, чем позволить вам загубить свою жизнь. Пожалуйста, мисс, не сердитесь. Я просто беспокоюсь, что вы попадете в беду.
— Что ты знаешь о мистере Менфрее?
— Достаточно того, что он — одни из них, из Менфреев, — вот и все. Они — порченые. Это у них в крови, ничего тут не поделать. О, я знаю, с виду они хороши; они умеют охмурять. Но внутри, за всем этим, — они порченые. Возьмите мисс Гвеннан — бросить бедного мистера Хэрри в последнюю минуту ради собственного каприза…Она — тоже одна из Менфреев. Им нельзя доверять.
— Но ты знаешь что-нибудь о мистере Менфрее?
Фанни поджала губы и опустила глаза.
— Фанни! — Я потрясла ее за плечи. — Скажи мне. Я прошу тебя.
— Вам это не понравится, мисс.
— Мне еще меньше понравится, что ты пытаешься что-то от меня скрыть.
— Женщина. Вот что. Я слышала, что у него есть любовница в Сент-Джонсе. Помните мисс Джесси, докторскую дочку? Ну, она сейчас устроилась гувернанткой в одну семью на Парк-Лейн, и я слыхала, что мистер Менфрей там частый гость — и в гостиной, и под лестницей.
— Это — просто сплетни! — закричала я.
— Может, и так, но, когда я узнала, что вы здесь тоже замешаны, я навострила уши…
— Зачем ты рассказываешь мне все это, Фанни?
— Я отвечу вам, мисс Хэрриет. Я никогда не рассказывала вам о моем… ну, о моей девочке. Просто не могла себя заставить. Я говорила с вами о приюте, о нищете… но я не могла заставить себя говорить о моей малышке. У меня была девочка. Понимаете, после приюта я устроилась служанкой, а у горничной там был брат. Билли… Билли Картер. Он был моряк, и мы поженились. Мы не прожили вместе и года, когда море забрало его. Когда мы приезжали туда, в Корнуолл, все словно возвращалось. Я по ночам лежала в постели — без сна — и слушала море, а оно всегда так дико грохотало, и вот что я говорила себе: «Это море забрало у меня Билли». А ребенок тогда уже был во мне, и я убеждала себя, что, когда он родится, мне станет легче. Мне говорили, что всему виной потрясение… Она прожила только день… моя деточка. Я думала, что умру. А потом я нанялась к вам. И здесь, в доме, была девочка, того же возраста, что и моя, и она потеряла мать. Вот видите, получилось, что есть ребенок без матери и мать без ребенка. Я стала кормилицей, и было так, словно мне вернули мою дочку.
— О, Фанни, — сказала я и бросилась ей в объятия.
— Моя деточка! — всхлипывала она, гладя меня по волосам. — Понимаете…у моей малышки не было бы отца, и у вас вроде как тоже. И тогда все стало по-другому. Я перестала плакать по ночам. У меня появился ребенок, о котором приходилось постоянно думать. Это было как перст Провидения. В конце концов я обрела дочку. И именно поэтому у меня есть право предостеречь вас, моя любимая. Мы ведь так близки, дорогая моя, вы — и я…и если я увижу, что вы несчастливы, это разобьет мне сердце.
— Милая Фанни, — проговорила я, — не думай, я все понимаю… и не считай меня неблагодарной. Мы никогда не расстанемся…и мои дети будут также и твоими. Но ты ошибаешься насчет Бевила и Менфреев.
Она грустно покачала головой:
— А вы, любовь моя…они вас просто околдовали. Думаете, я вас не знаю? Думаете, я не вижу, к чему все идет? Вы же знаете, что я права, правда? Вы поверили в то, что я вам сказала?
Я готова была разрыдаться. Со стороны Фанни было нечестно открыть мне свои сокровенные чувства, а затем говорить гадости о человеке, которого я люблю.
Я отвернулась.
— Я не терплю сплетен, Фанни, — сказала я. — И не думай, я понимаю, ты делаешь все это ради меня. Я всегда помню, что могу на тебя положиться, так же как и ты на меня. Но я знаю Менфреев лучше, чем ты.
— Все равно душа у меня не на месте, — настаивала Фанни.
Я обняла ее.
— Фанни, неужели ты еще не убедилась, что я могу позаботиться о себе?
Но она только покачала головой.
Когда Фанни ушла, я присела на краешек кровати. Меня охватило уныние, потому что, хотя я и притворялась, что не поверила обвинениям Фанни в адрес Бевила, здравый смысл говорил мне, что это легко могло оказаться правдой. Таков образ жизни Мепфреев. Бессчетные романы для них так же естественны, как дыхание. Я была глупа и романтична, когда думала, что Бевил изменит своим привычкам — только оттого, что повстречал меня. Я всегда это за ним знала, но почему-то вбила себе в голову, что, став моим мужем, он каким-то чудесным образом превратится в того человека, каким бы я желала его видеть. А все, чего я хотела от Бевила, — это чтобы он остался ровно таким, каков он есть, исключая одно: он должен был хранить верность единственной даме — мне.
И даже сейчас я обманывала себя. Как мне верить Бевилу, если, заигрывая со мной — а он, без сомнения, это делал, — он содержал любовницу в Сент-Джонсе и одновременно продолжал крутить роман с Джессикой Треларкен. Так вести себя мог только человек с весьма свободной моралью — или это и есть мораль Менфреев?
Способен ли такой человек быть той скалой, на которой кто-то другой стремится выстроить свою будущую жизнь? Могу ли я доверять ему и чувствовать себя защищенной?
А именно в этом я нуждалась более всего. Защищенность — вот чего мне всегда не хватало. Отчаянное желание юной, ранимой души.
Мой отец не давал мне ощутить ее, и я нашла опору в Фанни; а теперь Фанни предостерегала меня, пытаясь уберечь от брака с человеком, который, как она считала, мне не подходит, — ровно так же, как, помню, она однажды схватила меня, когда я собиралась прыгнуть в крапиву.