— Ну, здесь-то ничего такого не найдешь.
— Да ладно тебе. Есть в жизни вещи поважнее, это я тебе точно говорю. Дай-ка мне маску.
Я попятилась и повернулась, чтобы уйти, но он уже был со мною рядом. Я бы совсем испугалась, если б не вспомнила, что это всего лишь Джонни Сент-Ларнстон, которого я хорошо знаю, мальчишка чуть старше меня. Одним движением, которого он никак не ожидал, я изо всех сил оттолкнула его, и он упал, зацепив ногой фонарь.
Надо было пользоваться случаем. Я побежала по коридору, зажав маску в руке, к той винтовой лестнице, по которой мы поднимались.
Ее я не нашла, но увидела другую, которая вела наверх. И хотя я понимала, что не следует углубляться в дом, если хочешь из него выйти, но идти назад побоялась, чтобы не наткнуться на Джонни. К стене была прикреплена веревка, которая служила перилами, и я поняла, что ходить по такой крутой лестнице, не пользуясь веревкой, было бы опасно. В этой части дома мало кто бывал, но сегодня вечером, вероятно на случай, если кто из гостей заблудится и попадет в это крыло, кое-где висели фонари. Света от них было немного — только чтобы видеть, куда идешь.
Тут были такие же альковы, как там, куда меня завел Джонни. Я стояла, прислушиваясь, и размышляла, не повернуть ли мне все же назад. Сердце у меня сильно колотилось, и я украдкой поглядывала то в одну, то в другую сторону. Я бы не удивилась, если передо мной в любую минуту появились призрачные фигуры монахинь — так на меня подействовало пребывание в одиночестве в этой части дома. Веселье бала казалось далеким, далеким — не только по расстоянию, но и по времени. Надо было поскорее уходить.
Я осторожно пошла назад, но увидела коридор, по которому, я точно знала, не проходила раньше, и не на шутку перепугалась. Мне подумалось: а что, если меня никогда не найдут? Что, если я навсегда останусь взаперти в этой части дома? Все равно что замурованная. Но ведь за фонарями-то придут. Хотя зачем? Они сами постепенно погаснут один за другим, никому и в голову не придет зажигать их до следующего бала или какого-нибудь торжества в аббатстве.
У меня началась просто паника. Гораздо опаснее будет, если кто-нибудь увидит, как я брожу по дому, и узнает меня. Могут заподозрить, что я хотела что-нибудь украсть. Такие, как я, им всегда подозрительны.
Я постаралась успокоиться и припомнить, что мне известно о доме. Старое крыло — та часть дома, что выходит на сад. Где-то здесь я, наверное, и была… может, неподалеку от того места, где нашли кости монахини. От этой мысли мне стало не по себе. В переходах все выглядело так мрачно, а пол в коридоре ничем не был покрыт — такой же холодный камень, как на винтовых лестницах.
Интересно, подумала я, правда ли, что если к кому-нибудь применяют насилие, то его дух возвращается туда, где человек провел последние часы на этой земле? Я представила себе, как ее ведут по этим коридорам из того алькова, что был ее кельей. Какое ужасное отчаяние, должно быть, сжимало ее душу! Как ей должно было быть страшно!
Я приободрилась. По сравнению с ней мое положение было просто смешным. Я не боюсь, сказала я себе. Если понадобится, я честно расскажу, как сюда попала. Леди Сент-Ларнстон тогда больше рассердится на Джонни, чем на меня.
В конце этого длинного коридора была тяжелая дверь, которую я осторожно открыла. И как будто попала в другой мир. В коридоре лежали ковры, на стене, недалеко друг от друга, висели лампы; и слышались — хотя и приглушенно — звуки музыки, которая раньше была совсем не слышна.
Я почувствовала облегчение. Теперь надо попасть в гардеробную, там непременно найдутся булавки. По-моему, я даже видела их в гипсовой вазочке. Почему же я раньше об этом не подумала? У меня было странное ощущение, что мне помогло, когда я стала думать о седьмой девственнице — это успокоило мою голову, взбудораженную непривычным вином и всеми происшествиями.
Дом был огромный. Говорили, что в нем чуть не три сотни комнат. Я остановилась у одной из дверей, полагая, что она выведет меня в то крыло, где проходил бал, повернула ручку и открыла ее. И тут же задохнулась от ужаса: в тусклом свете затененной лампы, стоявшей у кровати, мне на несколько секунд показалось, что передо мной труп. На кровати, обложенной подушками, полулежал мужчина; левая половина лица — и рот, и глаз — были перекошены. Кошмарное зрелище, и после всех моих страхов в коридоре я подумала, что передо мной привидение, потому что его лицо выглядело как у мертвого — ну, почти. А потом я почувствовала, что он тоже меня заметил, потому что фигура в постели издала какой-то странный звук. Я быстро закрыла дверь, чувствуя, как колотится в груди сердце.
Человек, которого я только что видела, представлял собой жалкую пародию на сэра Джастина, и мне было жутко думать, что когда-то здоровый и надменный мужчина мог превратиться в такое.
Похоже, что я попала в спальные покои. Если сейчас мне кто-нибудь попадется, я скажу, что искала гардеробную и заблудилась. Я снова зажала в руке сорванную маску и в нерешительности остановилась у полуоткрытой двери. Заглянув внутрь, я увидела спальню; на стене горели две лампы. Я вдруг подумала, что на туалетном столике могут быть булавки. Я огляделась — в коридоре никого не было — и вошла в комнату; и действительно на зеркале на шелковых лептах висела подушечка с булавками. Я взяла несколько булавок и только собиралась выйти, как в коридоре послышались голоса.
И тут меня снова охватила паника. Мне нужно сейчас же уйти из этой комнаты. Старые страхи вновь обуяли меня, как в ту ночь, когда я хватилась Джо. Если бы в одной из этих комнат застали Меллиору и она сказала бы, что заблудилась, ей бы поверили; а застанут меня — а они знают, кто я — начнутся унизительные подозрения. Нельзя, чтобы меня тут застали.
Я огляделась и увидела две дверцы. Не раздумывая, я открыла одну и переступила порог. Это был стенной шкаф, где висела одежда. Времени у меня уже не оставалось, и я закрыла дверцу, затаив дыхание.
Прошла пара секунд, и я с ужасом поняла, что в комнату кто-то вошел. Я услышала, как закрывается дверь, и ждала, что вот-вот меня обнаружат. Надо все им рассказать — как Джонни меня домогался и кто я такая. Надо, чтобы мне поверили. Мне следует сейчас же открыть дверь и объясниться. Если меня найдут, это будет так подозрительно, а если я сейчас выйду и все объясню, как на моем месте сделала бы Меллиора, то мне скорее всего поверят. А если не поверят, тогда что? Но момент был упущен. Послышался голос:
— Так в чем дело, Джудит?
Усталый голос, который я узнала, — это был Джастин Сент-Ларнстон.
— Мне надо было с тобой поговорить, милый. Просто немного побыть с тобой. Чтобы ты меня успокоил. Ну, ты меня понимаешь…
Джудит, его жена! Ее голос был такой, каким я его себе и представляла. Она говорила короткими предложениями, как будто ей не хватало воздуха; и в голосе ощущалась напряженность, это сразу было слышно.
— Джудит, не надо так волноваться.
— Волноваться? А как же, если… я вижу, что ты и эта девушка… танцуете вместе.