Вино было восхитительным. Возможно, под его влиянием Фелисити разговорилась. Она явно наслаждалась нашей прогулкой, сказала, что совершенно очарована островом и хотела бы провести здесь некоторое время.
— Ах, но ведь это задержит ваш приезд в Австралию, — заметил Милтон Хемминг. — А я уверен, вы сгораете от нетерпения, желая туда добраться.
Мгновенное замешательство Фелисити сказало мне — и, уверена, Милтону Хеммингу тоже — многое. Теперь я знала тайну Фелисити. Перед нами была очень испуганная молодая женщина, и чем ближе становилась ее новая жизнь, тем больше она сомневалась, не допустила ли ошибки.
— О да… да, конечно, — отозвалась Фелисити, слишком пылко для того, чтобы ее слова звучали убедительно. Однако я не могла забыть затравленного взгляда ее глаз.
— Где находится его плантация? — спросил Милтон Хемминг.
— В нескольких милях от Сиднея.
— А как называется? Возможно, я знаю ее.
— Грэнвилл. Это фамилия моего жениха. И плантация названа в его честь.
— Уильям Грэнвилл? — голос Милтона Хемминга звучал довольно мрачно.
— Да. Я еду к нему.
— Вы с ним знакомы? — спросила я.
— Можно сказать, шапочное знакомство. Я примерно раз в месяц приезжаю в Сидней. А там в отеле встречаешься со скотоводами и людьми из округи. Мне доводилось встречаться с ним.
— Какое странное совпадение, — вставила мисс Картрайт.
— Вовсе нет, — ответил Милтон Хемминг. — Видите ли, у нас все не так, как в Лондоне. И население Австралии намного меньше населения Лондона, Бирмингема и Манчестера, да и любого большого города. Австралия мало заселена. Люди приезжают много миль и все собираются в одном отеле. Не так уже странно, что встречаешься со многими.
— Да, конечно, — согласилась я.
Однако у меня появилось какое-то тревожное чувство.
Мисс Картрайт уговорили попробовать еще стаканчик, и после него она стала много смеяться.
Мы вернулись на корабль.
Тревожное чувство не улеглось. Я была уверена, что Милтону Хеммингу что-то известно об Уильяме Грэнвилле, и что он что-то скрыл, ибо то, что он знал, было не слишком приятным.
Я решила, оставшись с Милтоном наедине, напрямую спросить его. Лучше уж узнать самое худшее сразу. У меня появилось какое-то покровительственное отношение к Фелисити. Из-за ее беспомощности мне хотелось оберегать ее, и я знала, что если уж есть нечто такое, чего мы не ожидали, мы должны узнать об этом.
Подстеречь Милтона было делом нетрудным.
— Мне бы хотелось поговорить с вами… где-нибудь в таком месте, где мы будем одни, — попросила я. Милтон удивленно поднял брови и отозвался:
— Я, разумеется, буду счастлив.
Мы отыскали уединенное местечко и уселись.
— Дело не в том, что вы сказали, а в том, как вы это сказали, — начала я. — Я имею в виду разговор на винодельческой ферме, когда было упомянуто имя Уильяма Грэнвилла. Вы ведь что-то знаете про него, да?
— Я знаю его совсем мало.
— Но что именно вам известно о нем?
— Что у него поместье неподалеку от Сиднея.
— Это мы все знаем. А что особенного вы о нем знаете?
— А что вам угодно знать? Рост? Цвет глаз? Волос?
— Вы легкомысленно себя ведете. Мисс Дерринг собирается за него замуж. Если что-то неладно, по-моему, мы должны быть к этому готовы. Пожалуйста, скажите мне.
— А что вы станете делать с тем, что сочтете неладным?
— Расскажу Фелисити. Мы можем решить…
— Человек должен быть всегда осторожен, высказывая свое мнение о ближних. Он ведь может и ошибаться.
— Тогда почему вы сказали?..
— Дорогая мисс Эннэлис, я ничего не говорил.
— Не говорили. Но намекнули. Вы знаете его, но, похоже, что-то недоговариваете…
— Я лично плохо знаю этого человека. Слышал лишь сплетни… слухи. В маленьких общинах люди всегда много болтают друг о друге, причем не всегда говорят только хорошее.
— Может, хватит ходить вокруг да около? Расскажите мне честно, что это за слухи.
— Да ничего особенного. Он намного старше мисс Дерринг.
— Это ей известно. Иногда брак бывает удачным и при большой разнице в возрасте. Но есть ведь что-то еще, да?
— Как вы упорны. Хорошо, могу вам сообщить, что слышал — он много пьет. Но в тех одиноких краях такое случается.
— Понимаю.
— Мне очень жаль, если я взволновал мисс Дерринг.
— Фелисити ничего не заметила. Однако она и впрямь, кажется, пребывает в некоторой нерешительности. Жаль, что она не хочет довериться мне. Я могла бы помочь ей.
— Она же знала его в Англии.
— Да, он тогда приезжал искать себе жену.
— И она согласилась выйти за него. Никто ее не заставлял.
— Я очень беспокоюсь за нее.
Милтон накрыл мою руку своей.
— Вы очень славная. Я сразу отдернула руку.
— Что вам еще о нем известно?
Он пожал плечами, но больше ничего не прибавил. И все же у меня создалось впечатление, что Милтон Хемминг что-то утаивает.
Я поднялась, и он оказался рядом.
— Хотите прогуляться по палубе или составить мне компанию за аперитивом?
— Нет, благодарю вас. Я возвращаюсь к себе.
Милтон ничего не сделал, чтобы развеять мою тревогу. Скорее, еще усилил ее.
После отъезда с Мадейры мы снова попали в полосу плохой погоды. Фелисити, похоже, справилась с этим лучше, чем в первый раз. Однако мисс Картрайт было очень плохо. Она два дня была прикована к постели, и после этого, когда море успокоилось, была очень слаба и плохо себя чувствовала.
Теперь мы были в теплых водах у побережья Африки, и сидеть на палубе было очень приятно. Мисс Картрайт вышла на палубу и уселась на стул, но вид у нее был совершенно измученный, и Фелисити призналась мне, что сильно беспокоится за тетку.
— Уверена, ничто не заставило бы ее поехать — даже чувство долга по отношению ко мне — знай она, что бурное море так на нее подействует, — сказала девушка. — Если мы снова попадем в полосу скверной погоды, я буду по-настоящему за нее бояться.
Мисс Картрайт недолго оставалась на палубе и пожелала вернуться в каюту. Мы с Фелисити отвели ее вниз и хотели остаться с ней, но мисс Картрайт решила попробовать заснуть, если удастся.
Когда мы вернулись на палубу, подошел Милтон Хемминг и сел рядом с нами.
— У мисс Картрайт вид совсем скверный, — заметил он, и Фелисити призналась, что волнуется за тетку. Она считает, что та серьезно больна, прибавила девушка.