Он нежно поцеловал мои волосы. Я подумала, откуда ко мне пришло это внезапное счастье? Еще вчера все было совсем иначе. А сегодня я как будто в другом мире, и все из-за того, что вчера я чуть не простилась с жизнью. Птицы пели веселее, в траве блестели капли утренней росы, цветы стали ярче и ароматнее после недавнего ливня. Весь мир стал прекраснее, потому что я была счастлива.
Несколько минут мы молчали. Я думаю, он, так же как и я, наслаждался красотой вокруг и мечтал о будущем, нашем с ним будущем.
Наконец я проговорила:
— Герти рассказала мне одну странную историю.
— А-а, — сказал он, — про служанку Китти и миссис Карлинг.
— Так, значит, это правда?
— То, что она убрала табличку? Видимо, да. Том Меррит установил ее и еще пять других в местах, которые, по его мнению, могут представлять опасность. Предупреждение, чтобы люди там не ходили, пока кто-нибудь не возьмется за эту работу — проверить, действительно ли там опасно.
— Герти сказала, что Китти видела, как миссис Карлинг убрала эту табличку. И она не знала потом, как ей поступить.
— Да, верно, табличку, несомненно, убрали. И Китти видела, кто это сделал. Люди здесь любят следить за тем, что делается вокруг. И миссис Карлинг, и Китти знали, что ты часто ходила к Фионе во второй половине дня. Поэтому Китти поджидала тебя и видела, как ты упала. Она не знала, что ей делать, но в конце концов рассказала Герти. И слава Богу, что она это сделала. Конечно, мы бы все равно тебя нашли, но она помогла нам сделать это раньше.
— Ты думаешь, миссис Карлинг в самом деле убрала табличку?
— Она сумасшедшая, ты же знаешь. Мы давно это подозревали. Фиону очень беспокоили странности в ее поведении, дело принимало все более серьезный оборот. Хотя она всегда была склонна к фантазиям и эксцентричным поступкам, но тут было уже другое. Фиона с ней натерпелась. Сейчас миссис Карлинг поместили в лечебницу для душевнобольных. Ее опять застали за тем, что она пыталась поджечь флигель. Слава Богу, что у ее служанки хватило ума обратиться к Герти. Благодаря этому мы вытащили тебя без промедления, а ведь могло быть и по-другому. Не могу избавиться от мысли о том, что могло бы случиться. Ведь ты легко могла бы…
Я сказала:
— Нам повезло, мы упали на что-то твердое, вроде платформы.
— Платформы?
— Она была как будто каменной. Иначе мы бы провалялись еще глубже. Земля такая влажная и рыхлая. Я рада, чтo была рядом с твоей мамой. Мне хотелось бы повидать ее как только это станет возможно. Как ты думаешь, я смогу это сделать?
— Ну, конечно. Мы пойдем к ней вместе и скажем…
— О, нет. Она не должна испытать еще одно потрясение так скоро после первого. Родерик, давай немного подождем с этим… Думаю, я сама смогу объяснить ей.
— Ты не считаешь, что будет лучше, если она услышит это от меня?
— Раньше я бы так считала, но вчера, ты понимаешь, мы были там вместе все это время, не зная, сможем ли оттуда выбраться. Такое не проходит бесследно. Я думаю, и для твоей мамы — тоже.
— Ну , если ты полагаешь, что лучше так…
— Возможно, я и ошибаюсь. Одно дело — там, в темной, мокрой яме, которая может обрушиться и завалить тебя в любой момент, и совсем другое — здесь, в доме.
— Все будет хорошо. Когда она увидит, как обрадуется отец…
Я не была в этом уверена. Но в тот момент я не могла допустить, чтобы что-то омрачало мое безоблачное счастье. Мне хотелось наслаждаться каждой минутой. Ничто не должно помешать моему счастью.
Доктор приехал тем же утром, немного позднее. Он осмотрел меня в моей комнате и пришел к заключению, что я вполне оправилась после перенесенного потрясения. Синяки со временем пройдут, а все кости, определенно, целы, и уже одно это нужно считать подарком судьбы. Нам повезло, что нас вытащили относительно быстро. Он надеется, что я не буду переутомляться и всегда буду помнить, что пережила очень тяжелое испытание. А в остальном я могу вести себя как обычно.
С леди Констанс доктор пробыл несколько дольше. Ей тоже, по его словам, в значительной мере повезло. Она должна больше отдыхать, а из-за растяжения лодыжки какое-то время оставаться в своей комнате. Но он надеется, что скоро она будет чувствовать себя ничуть не хуже, чем до этого несчастного случая.
Когда я спросила, можно ли мне повидаться с ней, он сказал:
— Разумеется. Недолгая беседа пойдет ей на пользу. Не нужно внушать ей мысль, что она инвалид. Однако помните, что подобный шок может иметь последствия, которые не сразу заявят о себе.
Итак, я отправилась проведать леди Констанс.
Она сидела в кровати и выглядела совсем не так, как в прошлый раз. Ее волосы были тщательно зачесаны наверх и собраны в узел на затылке. На ней был бледно-голубой пеньюар. Войдя в комнату, я почувствовала, что время, когда мы были товарищами по несчастью, давно прошло, и она опять превратилась в хорошо знакомую мне грозную хозяйку большого дома, наводящую страх на Герти и, если уж на то пошло, даже на меня.
Я приблизилась к кровати. Я понимала, что она пытается воздвигнуть между нами барьер, чтобы опять прикрыться защитной маской высокомерного величия.
— Как поживаете, Ноэль? — холодно спросила она.
— Спасибо, неплохо. А как вы, леди Констанс?
— Пока еще чувствуется некоторая слабость и щиколотка побаливает. А в остальном, за исключением усталости, все хорошо.
Ее глаза на мгновение встретились о моими. Я догадалась, что она сейчас вспоминает о своих откровениях и сожалеет о них. Хочет ли она о них забыть совсем? Нет, это маловероятно. Возможно, она хочет, чтобы я рассматривала их как панические слова человека, глядящего в лицо смерти? Она была гордой женщиной и сейчас, вернувшись к спокойствию повседневной жизни, она, возможно, вспоминает и заново переживает оскорбление и унижение, которые ей пришлось выносить из-за увлечения ее мужа другой женщиной.
— Тяжелое испытание нам пришлось пережить… — начала она, потом замолчала и, наконец, добавила, — вместе.
— Это было некоторым утешением — знать, что есть кто-то рядом, — сказала я.
— Да, безусловно.
Я увидела, что слезы сбегают по ее щекам, и поняла, что борьба с самой собой почти закончена. Я подошла к ней и взяла ее за руки.
— Да, это было ужасное испытание, — повторила я, — и, тем не менее, я не могу сказать, что жалею обо всем, что случилось тогда.
Она молчала.
Я продолжала:
— Быть вместе, разговаривать, понимать друг друга…
— Да, да, вы правы, — наконец взволнованно проговорила она.
Я поняла, что должна взять инициативу на себя. Гордость удерживает ее от ответного шага.
— Надеюсь, — сказала я, — что теперь, когда мы с вами обрели эту дружбу, мы сумеем ее сохранить.