— Но она была счастлива в своем браке, не так ли?
Последовала небольшая пауза.
— Да, он любил ее без памяти.
— Да?
— А как же? Все ее любили. Он ревновал, — она засмеялась. — Да оно и понятно. Все мужчины добивались ее.
— Она ссорилась с мужем?
Нуну задумалась, и на губах ее появилась улыбка.
— Она была умницей. Любила, чтобы все шло так, как она того хочет.
— Но это все любят, не так ли?
— Ну да, все любят, но она — другое дело, она считала, что все должно быть по ее. Потому что она такая красивая, да если что-то было не по ее, она все равно своего добивалась.
— Ему, наверное, было нелегко с ней.
— Да, она была сущее наказание, уж мне ли не знать? Бывало, она и меня доводила до белого каления. Но я от этого не стала любить ее меньше. Она была моя, и другой такой не было в целом свете. Она мне все рассказывала — или почти все. И всегда старая Нуну помогала ей уладить все ее неприятности.
— Она рассказывала вам о своих ссорах с мужем?
— Она мало что от меня утаивала.
Я решила воспользоваться случаем и сказала:
— Не уверена, что он был так уж без ума от нее, как вы думаете.
— Почему вы это говорите?
Я поняла, что очень близка к ответу на свой вопрос и ради самого Жерара должна сделать все, что в моих силах, даже если для этого придется немного погрешить против истины.
— В тот день, когда она умерла…
— Да? — со жгучим интересом проговорила Нуну.
— Один из слуг слышал, как они ссорились. Муж сказал ей, чтобы она уходила. Что с него достаточно. Непохоже, чтобы он так безумно любил ее.
Она секунду молчала, потом на лице ее появилась улыбка.
— Да, это правда. Но именно этого она и хотела, — Нуну поднялась и пошла к шкафу. — Вот, взгляните. — Она открыла дверцу и вынула дорожную сумку. — Это ее сумка, — сказала она. — Догадайтесь-ка, что там? Ее драгоценности, кое-что из одежды. Я же говорю, она быда умницей. Да, он сказал ей, чтобы она уходила. Но этого-то она от него и добивалась. Она сама подводила его к этому.
— Тогда почему же она так расстроилась?
— Расстроилась? Ничуть она не расстроилась. У нее все было продумано. Я знаю, она мне доверила эту тайну. Она просто разыграла перед ним комедию. И он сказал то, что должен был сказать. Она его к этому подтолкнула. То есть, все шло как по нотам. Думаете, я не знала? Она мне все говорила. Я знала, что у нее на уме.
— Но зачем ей было нужно, чтобы он ее прогнал?
— Потому что она сама хотела уйти. Хотела быть свободной, но чтобы это шло от него. Она тайком приносила ко мне все эти вещи, и я их хранила. Ей нужно было, чтобы он ее выгнал. Она не хотела, чтобы говорили, что она его бросила и ушла к другому. Но как раз это она и собиралась сделать. Я как сейчас ее вижу — глаза горят: «Нуну, я так сделаю, чтобы он сам меня прогнал. Я сумею. И тогда я уйду к Ларсу. Ларе хочет, чтобы так было, чтобы это не выглядело, будто он меня переманил, а будто я к нему пришла, потому что Жерар меня выгнал. Ларе не хочет неприятностей. Поэтому я так сделаю». Видела я этого Ларса. Красивый крепкий парень. Он бы ей больше подошел чем мсье Жерар. Конечно, у мсье Жерара положение, богатство, но он слишком серьезный для такой девушки. Ей с Ларсом было бы лучше. Но, должна вам сказать, это она все придумала. Она хотела, чтобы мсье Жерар ее выставил, и своего добилась, так я понимаю. Они с Ларсом договорились. Чтобы Ларе мог потом сказать: «Ты же сам сказал ей, чтобы уходила… Так что нечего обижаться». Они, понимаете, друзья, живут рядом. Да, все могло бы устроиться… И вот, надо же было такому случиться!
— Значит, это она устроила ссору, — задумчиво проговорила я.
— Я в этом уверена. Она ведь сама мне сказала, не так ли? Он, небось, потом проклинал себя зато, что ее выгнал. Да ведь она была сирена — что она захочет, то он и скажет.
— И она собиралась уехать к своему любовнику?
— Все, что она принесла мне, чтобы сохранить, все ее здесь дожидалось. Через день или два он должен был приехать сюда за ней.
— Но она умерла. И это произошло не потому, что она ужасно расстроилась.
— Чтобы она расстроилась? Да, наоборот, она радовалась. Я как сейчас ее вижу: смеется, напевает что-то и уносится галопом. Одно утешение — что хоть умерла победительницей.
— Значит, она разволновалась от радости, и это стало причиной ее неосторожности? Она в этот момент представляла, как встретится со своим любовником, и радовалась, как удачно сумела провести мужа.
— Ни капли в этом не сомневаюсь! Я ее знала. Она была способна на безрассудство, но от счастья. Бывало, так радовалась, когда выходило по ее желанию — обо всем вокруг забывала. Уж кому знать, как не мне? Она думала, ее жизнь заколдована. Все шло, как она хотела… И вот она была уже, можно сказать, на пороге счастья, к которому стремилась. Ларе этот давно ей приглянулся. И как раз, когда она уже должна была начать жить так, как хотела, пришла ее смерть.
По щекам Нуну текли слезы.
— Я никогда ее не забуду, мою умницу, мою красавицу.
Я в душе ликовала. Думала, завтра же поеду к Жерару, расскажу ему, как он ошибался. Она хотела уйти к Ларсу Петерсону. Они уже до этого были любовниками. Я расскажу ему о набросках и этюдах, которые я видела в студии Ларса.
Несомненно, теперь я могла навсегда избавить его от чувства вины.
Но мне не пришлось поехать в Париж, потому что на следующий день до нас дошло известие: император со своей армией сдался неприятелю под Седаном, и теперь он пленник пруссаков.
Дни теперь тянулись, как в бесконечно мрачном сновидении, потому что мы имели довольно смутное представление о том, что происходит. Обрывочные сведения время от времени доходили до нас, но чаще всего мы оставались в неведении.
В конце этого месяца пал Страсбург, почти последняя надежда французов. Мы слышали, что Париж окружен германскими войсками, и рано или поздно они войдут в него. Мы очень тревожились о Жераре, Робере и Анжель.
Германские войска продвигались вглубь Франции, сметая на своем пути разрозненные очаги сопротивления Они заняли всю северную часть страны, Париж был в осаде. Каждый день мы ожидали, что захватчики придут и к нам.
Мадемуазель Дюпон, боясь за свою маму в Шампани, уехала к ней; мы с тревогой ждали, что принесет нам следующий день.
За это время Мари-Кристин и я сблизились еще больше. Ей уже исполнилось четырнадцать лет и она была очень развитой для своего возраста. Я старалась по возможности ввести нашу жизнь в обычное русло и проводила с ней каждый день несколько уроков. Это отвлекало нас от мыслей о том, что происходит в Париже, о том, что скоро мы еще теснее соприкоснемся с войной. Иногда мы слышали отзвуки канонады.