Дочь сатаны | Страница: 10

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Аннис вскочила с пола и выбежала из дома. Тамар тоже побежала за ней, потом закричала:

— Она унесла мой камень! Отдай мне его! Отдай!

Бетси побежала за дочерью, схватила ее за плечо и стала трясти, покуда лицо девочки не покраснело.

— Брось его! Брось, тебе говорят! — крикнула она. Аннис бросила камень, и Тамар с победным видом схватила его.

— Вот тебе! — воскликнула Бетси и дала дочке пощечину. — А теперь идем домой. — Она потянула ее за руку. — До свидания, Люс!

— Прощай, Бетси.

Тамар поглядела на мать, но та отвела глаза.

«Я не такая, — подумала Тамар, — никто не бьет меня по лицу, никто не грозит спустить с меня шкуру. Я не такая, как все. Я — Тамар. Они боятся меня».


На берегу Саттон-Пула, стоя на камнях, люди наблюдали за отплытием сэра Уолтера Рейли со своими пятью кораблями, чтобы исследовать Ориноко в надежде привезти золото для королевы.

В этом представлении было меньше ажиотажа, чем несколько лет назад. Плимут не мог забыть, что отважные моряки, герои, разбившие испанскую армаду, нищенствуют, побираются на улицах, некоторые из них тяжело ранены, их заслуги забыты, и, что обиднее всего, им не заплатили неблагодарная королева и ее Совет.

Эти люди давно умерли бы, если бы не Дрейк, Хокинс и Фробишер, которые из собственных карманов выложили деньги и основали фонд для раненых моряков и построили для них больницу. Сэр Фрэнсис переехал из своего дома на Луэ-стрит и поселился в Бакландском аббатстве и осуществлял план по снабжению города водой. И вот уже вода стала поступать к ним из западного рукава реки Плим. Неудивительно, что люди боготворили этого человека. Они говорили, что он сумел заставить реку галопом мчаться в Плимут. Они считали своего благодетеля не только отважным человеком, но и волшебником.

И теперь, при отплытии сэра Уолтера, люди не проявляли такого восторга, как при отплытии сэра Фрэнсиса. У людей, которые привыкли долго жить на борту корабля, жажда приключений была в крови, но они ненавидели несправедливость, а печальная картина на улицах Плимута постоянно напоминала им о вероломстве королевы.

Тамар тоже стояла на берегу. Вид гордых кораблей, скользящих по воде, восхищал девушку, и ей хотелось самой отправиться в этот поход. Она даже вообразила, что могла бы спрятаться на одном из кораблей. Но тут она вспомнила, что старая Гранни осталась в доме одна, и ей в голову пришла идея, которую она сразу же решила осуществить. Она пробралась сквозь толпу и помчалась домой.

Старуха сидела на своем обычном месте. Тамар подошла поближе и крикнула ей в ухо:

— Гранни, это Тамар.

Старуха кивнула.

— Гранни, я хочу тебя кое о чем спросить.

Старуха кивнула снова.

— Почему они боятся нас с тобой?

Гранни засмеялась, обнажив обломки черных зубов, которые восхищали и пугали девочку.

— Почему зубы у тебя черные? — добавила она, но тут же поняла, что с этим вопросом могла бы и подождать, важнее было раскрыть тайну.

— Скажи, как я родилась? — быстро спросила девочка.

Старая Гранни всполошилась, руки у нее затряслись. Тамар с беспокойством оглянулась по сторонам, она знала, что может узнать правду, лишь когда они останутся вдвоем.

— Какой-то человек делал с матерью то же самое, что делает Билл Лэкуэлл, когда они лежат под одеялом? Или это было на траве?

Из горла Гранни вырвались звуки, похожие на смех.

— Скажи мне, Гранни, скажи! Я рассержусь, если ты будешь смеяться. Я хочу знать.

Гранни сидела неподвижно. Потом она повернулась к девочке и сказала:

— На траве.

— Почему?

Гранни покачала головой.

— Я думаю, им нравилось это делать, — сказала Тамар с серьезным видом, она поняла, что должна продолжать расспрашивать старуху, если хочет узнать правду.

— Это потому, что им нравилось, — продолжала она. — А потом живот моей матери стал толстый, и я вылезла оттуда. Но… почему они боятся меня?

Гранни покачала головой, но Тамар легонько пошлепала ее по руке.

— Гранни, мне надобно знать. Ты боишься меня. Моя мать боится меня. Даже Лэкуэлл меня боится. Он большой и сильный. У него есть ремень и здоровенные ручищи, а я маленькая. Погляди, какая я маленькая, Гранни! А он меня боится. Они тебя тоже боятся, Гранни! Верно, оттого, что ты что-то передала мне.

Гранни покачала головой.

— Я тебе ничего не передавала. Это не я.

— Тогда кто мне это передал? Скажи мне, Гранни, скажи! Я ударю тебя, если не скажешь.

В глазах Гранни вспыхнул испуг.

— Успокойся… успокойся, маленькая красотка. Не надо так говорить.

— Гранни, это тот человек… на траве. Он дал мне что-то… Что это такое?

— Он дал тебе красоту.

— Мои волосы и глаза тут ни при чем. Лэкуэлл их не замечает. И потом, тебя они тоже боятся, Гранни, а ты некрасивая. Страшенная.

Гранни кивнула, потом она вздохнула, и сидевший у ее ног черный кот прыгнул ей на колени. Она погладила его по спине.

— Погладь его тоже, детка.

Она взяла маленькую ручку Тамар, и они вместе погладили кота.

— Ты — ведьма, Гранни, — сказала девочка. Гранни кивнула.

— А ты видела сатану?

Старуха покачала головой.

— Расскажи мне, что значит быть ведьмой. Что это такое?

— Это значит иметь силу, какой нет у других. Эта сила дана тебе и мне. Мы принадлежим сатане, он — наш хозяин.

— Рассказывай, Гранин, рассказывай.

— Мы — дети сатаны. Мы можем исцелять… и можем убивать. Мы можем створаживать молоко еще в вымени коровы и козы, можем делать большие дела. У нас бывает шабаш, когда мы собираемся вместе. Тогда мы поклоняемся рогатому козлу — посланцу сатаны. Говорят, он может оборачиваться одной из нас, принимает обличье человека. Но он может являться и в образе козла… и тогда мы танцуем вокруг него. Ах! Я уже стара для танцев! Мое время прошло. Я уже ни на что не годна, разве что могу учить других, как варить зелья. Это случилось в ту ночь, когда они тащили меня к пруду. Они утопили бы меня тогда… если бы тот джентльмен не остановил их. С тех пор я стала немощной калекой. И все же я — ведьма, дитя мое, и никто не может помешать мне быть ею.

— Гранин, а я тоже ведьма?

— Пока еще нет.

— А я буду ею?

— Судя по тому, как ты появилась на свет…

— А как я появилась на свет? На траве? А мой отец — ведьмак?

Лицо Гранин приняло торжественное выражение.

— Говорят, дитя мое, что он самый великий… после Господа!