— Ты знаешь их адрес?
— Нет.
— Узнай мне его.
Угрюмый взгляд девушки, ставший радостным, теперь снова стал мрачным.
— Только это вам и надо? — спросила она.
— Да.
— Вы с ними знакомы?
— Нет.
— Иначе говоря, — живо перебила его девушка, — вы незнакомы с нею, но хотите познакомиться.
Это «с нею» вместо «с ними» было произнесено значительно и с горечью.
— Ну как? Сумеешь? — спросил Мариус.
— Я добуду вам адрес красивой барышни.
Тон, каким были произнесены слова: «красивой барышни», почему-то опять покоробил Мариуса. Он сказал:
— В конце концов не важно! Адрес отца и дочери. Ну, адрес обоих.
Она пристально посмотрела на него.
— Что вы мне за это дадите?
— Все, что пожелаешь.
— Все, что пожелаю?
— Да
— Вы получите адрес.
Она опустила голову, затем порывистым движением захлопнула дверь.
Мариус остался один.
Он упал на стул, оперся локтями о кровать, обхватил руками голову и погрузился в водоворот все время ускользавших мыслей, испытывая состояние, близкое к обмороку. Все, что произошло с утра: появление небесного создания, его исчезновение, слова, только что услышанные им от несчастной девушки, луч надежды, блеснувший в минуту беспредельного отчаяния, — вот что проносилось в его мозгу.
Вдруг его задумчивость была грубо прервана.
Громкий и резкий голос Жондрета произнес крайне заинтересовавшие Мариуса загадочные слова:
— Говорят тебе, я уверен! Я его узнал.
О ком шла речь? Кого узнал Жондрет? Г-на Белого? Отца его «Урсулы»? Возможно ли! Разве Жондрет был с ним знаком? Неужели ему, Мариусу, неожиданно откроется то, без чего жизнь его была такой беспросветной? Неужели, наконец, он узнает, кого же он любит, узнает, кто эта девушка, кто ее отец? Неужели наступила минута, когда окутывающий этих людей густой туман рассеется, когда таинственный покров разорвется? О небо!
Он влез, вернее, вскочил на комод и занял место у потайного окошечка в переборке.
И снова увидел внутренность логова Жондрета.
С виду в семействе Жондрета все было по-прежнему, если не считать того, что жена и дочки успели вытащить кое-что из свертка, принесенного г-ном Белым, и нарядились в шерстяные чулки и кофточки. Новые одеяла были наброшены на обе кровати.
Жондрет, по-видимому, только что пришел, так как не успел еще отдышаться. Дочки сидели на полу у камина, старшая перевязывала руку младшей. Жена, казалось, утонула в кровати, стоявшей рядом с камином; лицо ее выражало удивление. Жондрет мерил комнату большими шагами. В его взгляде было что-то необычное.
Наконец жена, видимо, потрясенная и робевшая перед мужем, осмелилась произнести:
— Неужели правда? Ты уверен?
— Конечно, уверен! Прошло восемь лет. И все-таки я его узнал. Еще бы не узнать! Сразу узнал! Неужто тебе ничего не бросилось в глаза?
— Нет.
— Но ведь я же тебе говорил: «Обрати внимание!» Тот же рост, то же лицо, почти не постарел, — некоторых даже и старость не берет, не знаю, как это они ухитряются, — ну и голос тот же. Только одет получше, вот и все! Ага, старый проклятый притворщик, попался? Теперь держись!
Он остановился, крикнул дочерям:
— Эй, вы, убирайтесь отсюда! — И, обращаясь к жене, добавил: — Чудно, что тебе не бросилось в глаза.
Дочери покорно встали.
— С больной рукой!.. — пробормотала мать.
— Воздух ей на пользу, — отрезал Жондрет. — Убирайтесь.
Очевидно, он был из породы людей, которым не возражают. Девушки вышли.
В ту минуту, когда они уже были в дверях, отец удержал старшую за руку и многозначительным тоном сказал:
— Будьте здесь ровно в пять. Вы обе мне понадобитесь.
Это заставило Мариуса удвоить внимание.
Оставшись наедине с женой, Жондрет опять стал ходить по комнате и два-три раза молча обошел ее. Затем несколько минут заправлял и засовывал за пояс штанов подол надетой на нем женской рубашки.
Вдруг он повернулся к жене, скрестил руки и воскликнул:
— Хочешь, я скажу тебе еще кое-что? Эта девица…
— Ну? Что такое? — подхватила жена. — Что девица?
У Мариуса не могло быть сомнений: конечно, разговор шел о «ней». Он слушал с мучительным волнением. Вся его жизнь сосредоточилась в слухе.
Но Жондрет наклонился к жене и о чем-то тихо заговорил. Потом выпрямился и громко закончил:
— Это она!
— Вот эта? — спросила жена.
— Вот эта! — подтвердил муж.
Трудно передать выражение, с каким жена Жондрета произнесла слова: «вот эта». Удивление, ярость, ненависть, злоба — все слилось и смешалось в зловещей интонации. Достаточно было нескольких фраз и, вероятно, имени, сказанного ей на ухо мужем, чтобы эта сонная толстуха оживилась и чтобы ее отталкивающее лицо стало страшным.
— Быть не может! — закричала она. — И подумать только, что мои дочки ходят разутые, что им одеться не во что! А тут! И атласная шубка, и бархатная шляпка, и полусапожки — словом, все! Больше чем на две сотни франков надето! Дама, да и только! Да нет же, ты ошибся. Во-первых, та была уродина, а эта недурна! Совсем недурна! Не может быть, это не она!
— А я тебе говорю — она. Сама увидишь.
При столь категорическом утверждении тетка Жондрет подняла широкое кирпично-красное лицо и с каким-то отвратительным выражением уставилась в потолок. В этот миг она показалась Мариусу опасней самого Жондрета. Это была свинья с глазами тигрицы.
— Вот как, — прошипела она. — Значит, эта расфуфыренная барышня, которая так жалостливо смотрела на моих дочек, и есть та самая нищенка! А-а, так бы все кишки ей и выпустила! Затоптала бы!
Она соскочила с постели и постояла с минуту, растрепанная, с раздувающимися ноздрями, полуоткрытым ртом, со сжатыми и занесенными словно для удара кулаками. Затем рухнула на свое неопрятное ложе. Жондрет ходил взад и вперед по комнате, не обращая никакого внимания на супругу.
После нескольких минут молчания он подошел к жене и опять остановился перед ней, скрестив руки.
— А хочешь, я скажу тебе еще кое-что?
— Ну что? — спросила она.
— Да то, что я теперь богач, — ответил он отрывисто и тихо.
Жена устремила на него взгляд, казалось, говоривший: «Уж не спятил ли ты?»