Уехать значило обречь на страдания и одинокую старость того, кто был ей отцом.
Увы! Неодолимая страсть, именуемая любовью, эта душа вселенной, побуждающая людей совершать самые великие деяния и самые страшные преступления, с голь изобретательная по части оправданий, пока грех еще не совершен, может противопоставить угрызениям совести одни только стенания и слезы.
На все настояния Сальвато Луиза не хотела ответить «да» и не осмеливалась ответить «нет».
Как многие люди в несчастье, она в глубине души уповала на чудо, что будет ниспослано свыше и укажет ей выход из безнадежного положения.
Но время шло, и, как было сказано, 22 июня полковник Межан, охраняемый роялистской кавалерией, спустился из замка Сант'Эльмо, чтобы встретиться с членами Директории.
Полковник намеревался во время визита предложить свои услуги в качестве посредника в переговорах с кардиналом, поскольку Директория не надеялась отстоять желательные для патриотов условия.
Читатели помнят ответ Мантонне: «Мы не станем вести никаких переговоров до тех пор, пока последний санфедист не покинет пределов города».
Желая составить мнение о том, в какой степени форты Неаполя способны поддержать высокомерные слова Мантонне, Законодательная комиссия, которая заседала в Национальном дворце, вызвала коменданта Кастель Нуово.
Оронцо Масса, кого мы уже неоднократно упоминали, не останавливаясь подробнее на его особе, имеет в этой книге право на нечто большее, чем простое включение его имени в мартиролог отечества.
Масса происходил из знатной семьи. С юных лет он служил артиллерийским офицером и подал в отставку через четыре года после того, как королевское правительство вступило на путь деспотизма и кровопролития, начав с казней Эммануэле Де Део, Витальяни и Гальяни. После провозглашения Республики он пожелал служить ей как рядовой солдат.
Республика сделала его генералом.
Это был человек красноречивый, бесстрашный, с возвышенными чувствами.
От имени Законодательной комиссии к Массе обратился Чирилло.
— Оронцо Масса, — сказал он, — мы пригласили вас сюда, чтобы узнать, есть ли надежда на оборону замка и спасение города. Отвечайте откровенно, ничего не утаивая, ни хорошего, ни плохого.
— Вы просите отвечать со всей прямотой, — отозвался Масса. — Я так и сделаю. Город потерян. Никакие усилия, никакой человек, будь то сам Курций, не могут его спасти. Что касается Кастель Нуово, хозяева в нем пока еще мы, но по одной-единственной причине: против нас воюют неопытные солдаты, неумелые банды, руководимые священником. Море, гавань, порт в руках врага. Замок беззащитен против артиллерии. Куртина разрушена, и если бы я был не осажденным, а осаждающим, я взял бы замок за два часа.
— Значит, вы за мир?
— Да, если мы можем заключить его на условиях, согласных с нашей воинской и гражданской честью, в чем я, впрочем, сомневаюсь.
— А почему вы сомневаетесь в том, что мы можем заключить почетный мир? Разве вы не знаете предложенных Директорией условий?
— Знаю и потому сомневаюсь, что кардинал их примет. Враг, который кичится тем, что он прошел триумфальным маршем через всю страну вплоть до наших стен, враг, подстрекаемый низостью Фердинанда и ненавистью Каролины, не захочет даровать жизнь и свободу вождям Республики. Я считаю, что следует, по крайней мере, двадцати гражданам принести себя в жертву ради спасения всех. Поскольку таково мое решение, я прошу вписать меня или, вернее, разрешить мне поставить мое имя первым в списке.
Под ропот восхищения он подошел к столу председателя и твердой рукой начертал на чистом листе бумаги сверху:
«Оронцо Масса — к смерти».
Загремели аплодисменты, и законодатели в один голос вскричали:
— Все! Все! Все!
Комендант Кастель делл'Ово Л'Аурора тоже не видел возможности держать долее оборону и рассудил также, как его коллега Масса.
Оставался Мантонне; надо было склонить его к мнению других командующих: ослепленный храбростью, он всегда сдавался последним, когда следовало уступить доводам разума.
Решено было, что генерал Масса поднимется в монастырь святого Мартина и переговорит с патриотами, укрепившимися у подножия замка Сант'Эльмо; если ему удастся прийти к согласию с ними, он предупредит полковника Межана, что его присутствие в Директории необходимо.
Коменданту Кастель делл'Ово был выдан пропуск от имени кардинала. Комендант Масса убедил Мантонне в том, что самое верное решение — принять участие в переговорах и заключить мир на предложенных Директорией условиях и даже на худших; затем, как договаривались, он сообщил полковнику Межану, что его ждут, чтобы передать условия кардиналу.
Вот почему 22 июня комендант замка Сант'Эльмо покинул крепость и спустился в город.
Он направился прямо к занимаемому Руффо дому у моста Магдалины, не скрыв от Директории, что не питает особых надежд на принятие кардиналом подобных условий.
Кардинал поджидал парламентёра в обществе кавалера Мишеру, английского командующего Фута, командующего русским отрядом Белли и командующего оттоманскими силами Ахмета.
Межан был немедленно препровожден к его преосвященству и представил ему параграфы капитуляции — документ, уже подписанный генералом Массой и комендантом Л'Ауророй.
Кардинал взял бумагу, прочитал ее и вместе с кавалером Мишеру и главами английского, русского и турецкого войск вышел в соседнюю комнату, чтобы обсудить условия.
Через десять минут он вернулся, взял перо и без дальнейших разговоров поставил под именем Л'Ауроры свою подпись.
Затем он передал перо командующему Футу, тот в свою очередь командующему Белли, а последний — командующему Ахмету.
Единственное, чего потребовал кардинал, — пометить договор не подлинной датой его подписания, 22 июня, а четырьмя днями раньше, то есть 18-м.
Это требование, с которым сейчас же согласился полковник Межан, но которое показалось загадкой всем остальным, для нас вовсе не является загадочным, поскольку мы глубже знакомы с той эпохой и к тому же в 1860 году нам посчастливилось заполучить в свои руки переписку короля и королевы.
Кардинал хотел, чтобы дата подписания договора предшествовала дате получения им письма от королевы, где ему решительно возбранялось вести какие бы то ни было переговоры и заключать соглашения с мятежниками.
Он желал получить право сказать, будто письмо пришло, когда капитуляция уже была подписана.
А теперь, ввиду исторической важности этого документа, мы представляем нашему читателю подлинный текст договора о капитуляции, все его десять пунктов, ибо доныне он публиковался либо не полностью, либо в измененном виде.
Здесь речь идет об ужасной тяжбе, здесь кардинал Руффо, осужденный в первой инстанции пристрастным и плохо осведомленным судьей — Историей, вернее, одним историком, — апеллирует к потомству против Фердинанда, против Каролины и против Нельсона.