Вместо этого он похвалился:
— Вот видите! Ничего я не заблудился! Говорил же вам, что знаю дорогу!
Он продолжал крутить руль, считая, что молчание его спутников свидетельствует об их согласии. Однако вскоре Болтун, перекрывая шум мотора, заявил:
— Но ты-то хвастался, что мы за четыре часа доберемся. А мы все едем и едем с пяти утра!
— Ну да! — согласился Хват, который имел оправдания на все случаи жизни. — А вспомни, сколько нам пришлось останавливаться? То этот фермер задумал в нас камнями кидаться, то коровы дорогу загородили, а когда мы случайно повернули не к той деревне, вам еще пришлось толкать машину назад! И на почту мы заезжали — узнать дорогу. Вот это все нас и задержало, на это и время ушло.
Болтун грустно вздохнул:
— Хорошая была эта леди на почте. Воды собиралась мне дать. Хотел бы я сейчас выпить водички!
— А по мне, так лучше пива, — злобно хмыкнул Тумба. — И хороший бифштекс в придачу, да еще бы пирог с почками. Помираю с голоду! С утра только кусочек хлеба проглотил!
Болтун промокнул шарфом свой многострадальный нос.
— Я просто подыхаю! За бсю дорогу ди разу де остадобились перекусить.
Темнело все больше. Хват наехал на ветку, валявшуюся посреди дороги, и заскрипел от злости зубами.
— Заткнитесь вы, обжоры! Только и думаете, как брюхо набить! Еще одно слово, Болтун, и я остановлю машину, а из тебя самого сделаю сандвич! Как ты на это смотришь?
— Ух!
Хват не сообразил, что это ухнула сова, и продолжал:
— Вот тебе и ух! Так что закрой пасть!
— Да я дабно болчу.
— И хорошо, не распускай слюни. Ага! Вот впереди какие-то огни.
— Это, верно, Хэдфорд, — воскликнул Тумба. — Может, разживемся там какой-нибудь добычей?
— Разживемся, если остановимся, — отозвался Хват, не отводя глаз от дороги. — Но мы останавливаться там не станем. Клянусь, дочка мистера Боу уже не может взять в толк, куда мы задевались.
— А… эта та маленькая «мисс — задери нос», — скривился Болтун. — Папочка велел вам сделать то, папочка велел вам сделать это… И смотрит на тебя так, будто наступила на что-то скверное.
Хват фыркнул:
— Пусть смотрит, как хочет, пока ее папочка нам деньги платит. Пять гиней каждому за то, что припугнем какую-то старушонку, выгоним ее из собственного дома. Неплохая плата за такую ерунду.
Урчанье в животе Тумбы заглушило даже рев мотора. Он печально погладил живот.
— Плевать на пять гиней! Сейчас я бы на все пошел ради кулька рыбы с жареной картошкой с солью и уксусом.
— Толстый ублюдок! Ни о чем, кроме обжорства, думать не можешь!
Но и это утверждение заглушил новый приступ урчанья в животе Тумбы. Он скорбно смотрел на проносящиеся мимо поля.
— Не виноват же я, Хват, что у меня желудок больше, чем у тебя.
— Да уж, если б у тебя мозги были такие, как твой желудок, ты бы у нас уже давно стал премьер-министром. Ни больше ни меньше!
— А что у премьер-министра тоже большой желудок? С чего бы это, как ты думаешь, Хват?
— Что? Что ты несешь? Спи уж лучше, Тумба!
— Можно и я сосну, Хват? — задрал ноги на приборный щиток Чудила.
Хват снял одну руку с руля и больно ущипнул Чудилу.
— Нет, нельзя! Держи глаза открытыми и следи за дорожными знаками!
«Будь сердцем добр, и чист и верен, как огонь. Пусть свет Святого Марка донесет мои слова до тебя. Э. д. У.».
Эми уже в третий раз зачитала эти слова дамам и мистеру Брейтуэйту, сидевшим в наступивших сумерках вокруг стола.
Вошел Бен с зажженной свечой в руках.
— Джон велел мне принести вам свечу, а то вы испортите глаза, вглядываясь в эту бумагу.
Миссис Уинн не признавала ни газового, ни электрического освещения, она придерживалась старых порядков, и в ее гостиной стояли четыре красивые керосиновые лампы. Бен зажег одну на камине, две — на подоконниках. Он поднес свечу к фитилю четвертой — самой большой лампы с высоким стеклом и основанием кремового цвета. Эта лампа стояла на том столе, где лежал листок, и, загоревшись, засияла мягким, ровным светом.
— Ну, теперь вам будет легче думать, — усмехнулся Бен, — по крайней мере, будете видеть, над чем голову ломаете. Миссис Уинн, я пойду, пройдусь с мужчинами.
На лбу старой леди пролегла озабоченная морщина.
— Ага, вот о чем вы договаривались в кухне. Я так и знала! Как только услышала про телеграмму о тех типах на автомобиле. Смотри, Бен, будь осторожен, слушайся сержанта Паттерсона, эти негодяи — народ опасный.
В голубых глазах странного юноши с моря мелькнуло нечто, подсказавшее миссис Уинн, что ему приходилось встречаться с опасностью много раз. Он ласково погладил ее по плечу, и от этого прикосновения ей стало легче на душе.
— Мы обо всем позаботимся, нас вон сколько: мистер Маккей, Джон, Уилл, Алекс, сержант и я. Можете на нас положиться. Только не открывайте никому, сперва посмотрите в окошко, кто идет. На всякий случай оставляю вам Неда.
Маленький Уиллум доигрался до того, что заснул на диване среди подушек. Эйлин укрыла его старым пледом. Нед уселся у ее ног.
Эйлин похлопала Лабрадора по голове:
— Хотела бы я видеть, кому удастся пройти мимо Неда без его на то разрешения. Иди, Бен. С нами все будет благополучно.
— Будь осторожен, Бен! — взяла его за руку Эми. — Желаю удачи!
Бен остановился на пороге, откинув со лба волосы, и обвел всех зорким взглядом голубых глаз.
— И вам удачи, друзья! Не волнуйся, Эми. Я присмотрю за Алексом. А ты, Нед, держи ухо востро! «Ладно, дружище, — мигнул Лабрадор, — я только провожу тебя до дверей».
Когда молодые люди уехали, мистер Брейтуэйт вдруг принялся сосредоточенно ходить из угла в угол.
— Посмотрите, Уинни, как этот старикан дерет себе голову, — прошептала Хэтти на ухо миссис Уинн. — У него уже все плечи будто тальком засыпаны.
— Ш-ш… он размышляет, — подавила улыбку старая леди.
Вдруг мистер Брейтуэйт остановился и поднял палец, будто собирался произнести речь:
— Хм… хм! Мне подумалось… э… э… что надо бы вставить зажженную свечу в один из подсвечников… Да, да… именно, посмотрим… что если свет от Святого Марка откроет нам… э… э… кое-какие слова… Попробуем?
Миссис Уинн выдвинула ящик стола.
— Думаю, вреда от этого не будет. Вот свечи, они у меня здесь лежат.