— Да, парни, попали мы впросак, как пить дать попали. Бредем незнамо куда, незнамо за чем. А корабль бросили, как ветошку, — забирай кто хошь. Нет бы оставить парочку крыс для охраны, вот хоть бы меня и Кайбо. Пропадем мы в этом лесу ни за понюх табаку, так я вам скажу, братва! Да еще и без корабля останемся.
Кривоглаз, слушая разболтавшегося пирата, только скрипел зубами. Вдруг он яростно толкнул понурого Паккатуга, обернулся и зарычал:
— Кто там квакает? Неужто Клыкач опять разевает свою грязную пасть? Будь спокоен, приятель, я все слышу, не глухой. Ты, значит, хочешь вернуться, посторожить «Темную королеву» — скатертью дорожка. Вали отсюда, и Кайбо тоже бери. Вы, значит, будете на палубе загорать да брюхо наращивать! Разведывать новые места, сражаться — это не для вас, правда? Пусть дураки рискуют шкурой, а вы у нас умные.
Клыкач понимал, что играет с огнем, и все же не унимался, надеясь на поддержку товарищей:
— Нет, парни, это вам не море! В этом проклятом лесу сам черт ногу сломит! Тычемся здесь как слепые котята.
А корабль тем временем поминай как звали.
Кривоглаз так дернул за веревку, что чуть не придушил Паккатуга. Своим единственным глазом он так свирепо зыркнул на подстрекателя, что Клыкач невольно подался назад.
— Хорошо, приятель, будь по-твоему, — грозно процедил Кривоглаз. — Возвращайся на «Темную королеву». Возьми с собой еще парочку прохвостов. Уж конечно, если в бухту войдет корабль старины Габула с сотней головорезов на борту, вы сумеете за себя постоять. Покажете им, где раки зимуют, правда? Ах нет? Кишка, значит, тонка? Тогда и не возникай, сучий потрох! Корабль спрятан так, что ни одна собака его не найдет. А у нас сейчас каждый на счету, даже такой слабак, как ты. Давай пошевеливайся и прекрати скулить, не то привяжу тебя к дереву и оставлю на съедение муравьям. Только пикни у меня!
Весь день крысы, не привыкшие передвигаться пешком, еле плелись, спотыкаясь о корни. Насекомые немилосердно впивались в их шкуры, а крапива жалила стертые в кровь лапы. Кривоглаз брел впереди своей приунывшей шайки. Он без устали придумывал для белки-проводника все новые страшные кары, на тот случай если окажется, что богатое аббатство — выдумка.
Вечерние тени становились все длиннее и гуще, когда крысы увидели наконец обитель Рэдволл. Крысиный капитан, натянув веревку, быстро оттащил беднягу Паккатуга прочь с тропы, за деревья. Кончиком кинжала Кривоглаз приподнял подбородок пленника:
— Так вот оно, приятель, твое хваленое аббатство! Что ж, местечко, видно, теплое. Надеюсь, тут найдутся мягкие постели для усталых странников.
Клыкач воинственно замахнулся копьем:
— Что тут канитель разводить! Сейчас зададим здешним олухам жару. В два счета очистим место.
Кайбо и другие сжали в лапах оружие, готовые ринуться на приступ. Но Кривоглаз напомнил им, кто тут отдает приказы. Взмах меча — и Клыкач как подкошенный рухнул на землю, а капитан приставил лезвие к его горлу:
— Что, Клыкач, давно ли ты стал у нас капитаном?
— Ты же сам сказал, сегодня ночуем здесь, в мягких постелях. Или, как до дела дошло, сразу сдрейфил?
Кривоглаз с размаху пнул лежащего Клыкача, так что тот ткнулся носом в землю, и окинул презрительным взглядом крыс, уже готовых к мятежу:
— Запомните, парни, трусость и осторожность — это большая разница. Только болваны этого не понимают. Не надо лезть на рожон. Кто его знает, какое зверье живет в этом аббатстве. Может, с ними связываться — себе дороже. Прежде чем к ним соваться, надо хорошенько разузнать что к чему! Этот горлопан вас делу не научит!
Вы что, решили, он такой храбрый вояка, так и рвется в бой? Где там! Он просто недоумок. Так вот, братва. Если кто-то считает, что вам нужен другой капитан, посмелее, пусть выйдет вперед и скажет. Темнить тут нечего.
Ропот пронесся по толпе крыс, но все лишь сопели и переминались — никто не осмелился бросить капитану вызов. Кривоглаз удовлетворенно хмыкнул, взмахом меча отсек Клыкачу усы, а потом спокойно повернулся спиной к опозоренному сопернику:
— Так-то лучше. Те, у кого остались усы, пусть на них намотают — ваш капитан я, Кривоглаз, и мое слово — закон. Я привел вас сюда. Не будь меня, вы бы до сих пор лизали пятки свихнувшемуся Габулу и гадали, чья теперь очередь кормить рыб собственными потрохами, кто завтра получит кинжал в спину. А здесь мы нагуляем жирку, лопни мой единственный глаз!
Рензо, размахивая саблей, подошел к Кривоглазу:
— Мы за тобой в огонь и воду, капитан. Твое дело отдавать приказы, наше — исполнять.
Кривоглаз сорвал с ближайшего дерева грушу:
— Здесь нам будет лафа! Деревья от жратвы ломятся. Заночуем в лесу. Поутру, только тутошние увальни протрут глаза, мы нагрянем и устроим небольшой переполох.
Потом он несколько раз обмотал вокруг ствола веревку, которой был привязан Паккатуг, так что несчастному проводнику пришлось встать на цыпочки.
— Отдохни, приятель. Так тебе будет удобнее. Утром ты мне еще понадобишься. И не пытайся удрать, а то рядом с этими грушами будет висеть еще одна, самая большая.
Как обычно по вечерам, Симеон и аббат стояли на западной стене, любуясь закатом. Аббат повернулся к слепому травнику:
— Как ты полагаешь, Симеон, завтра опять будет дождь?
— Нет, Бернар. Увидишь, день будет жарким и солнечным. Даже погода помогает Мэриел и ее друзьям. Хо тел бы я знать, где они сейчас.
— Откуда нам знать. Много дорог им предстоит пройти, прежде чем они найдут этот остров. Хорошо быть молодым и полным сил.
Губы Симеона тронула улыбка.
— Кстати, о юности — я слышу голоса Диббунов, они возвращаются из лесу вместе с Меллус. Надеюсь, их корзинки полны ягод.
Аббат Бернар скрестил лапы на груди:
— Ну, с ягодами они или без, наверняка так устали, что сразу завалятся спать. Далеко они, Симеон?
Слепой травник склонил голову и насторожил уши:
— Как раз выходят из чащи. Взгляни на север, Бернар.
Неужели ты до сих пор их не видишь?
— А, вот они. Бедняжка Меллус, похоже, чуть жива от усталости. Еще бы! Помню, раньше, когда я был помоложе, частенько ходил с малышней в лес, так ведь дети тогда были послушные, не то что нынешние.
Вслед за целой ватагой малышей аббат и матушка Меллус направились в Пещерный Зал; к ним присоединился Симеон.
— Симеон, принюхайся только! По-моему, сегодня юный Коклебур превзошел самого себя. Какой запах! Наверняка крем сегодня — коготочки оближешь.
Симеон задумчиво повел носом:
— Хм. По-моему, мой нос пытается мне что-то сказать, да вот не пойму что… Странный какой-то запах… Я не про запах сладкого крема, Бернар. Это… Верно, мне только кажется.