К мышонку приблизился Симеон; слепой травник ощупью пробирался по стене, пока не коснулся лапы Сакстуса.
— Немного нам осталось погожих деньков.
— Брат Симеон, как ты догадался, что я как раз думал об этом?
— Да так, пришло на ум. Многие считают, что я обладаю каким-то неведомым даром, но все намного проще. Опыт и наблюдательность — вот в чем моя сила. Кстати, они подсказывают мне, ты пришел сюда вовсе не для того, чтобы размышлять о быстротечности лета. Думаю, друг мой, ты высматриваешь, не покажутся ли на дороге твои друзья.
Я прав?
— Прав, брат Симеон. Догадаться об этом нетрудно.
С Дандином и Дарри мы друзья с детства. И хотя Мэриел пробыла у нас совсем недолго, я успел подружиться С ней. Конечно, я по ним скучаю. И знаешь, позапрошлой ночью мне приснился удивительный сон. Я видел всех моих друзей. Они сражались с крысами, с полчищем крыс, таким огромным, что шайка, напавшая на наше аббатство, в сравнении с ним — капля в море.
— А Мартин Воитель? Его ты видел?
— Брат Симеон, откуда ты узнал, что Мартин был там?
— Мы ведь старые приятели с духом Мартина. Частенько встречаемся в стране сновидений. И он всегда приходит неспроста, но чтобы спасти или предостеречь. Расскажи же про битву с крысами, Сакстус.
— Честно говоря, трудно было что-нибудь разобрать толком. Все смешалось, кровь лилась рекой. Вдруг я увидел старого воина, мышь. Он был сед с головы до кончика хвоста, но силен и крепок. Две крысы напали на него и начали одолевать. Я закричал, призывая на помощь Мартина. Внезапно, откуда ни возьмись, появились Мэриел и Дарри. Они убили крыс и спасли седого воина. А потом все вдруг подернулось дымкой и исчезло. И Мартин тоже исчез.
— Ухухухахахуха! Слышь, спускайтесь вниз, отведайте моего кекса с тмином.
Это была Хон Рози — она махала им со своего кресла-каталки. Кресло толкали брат Олдер и Коклебур, на их мордах застыло выражение мученического долготерпения.
— После поговорим, — шепнул слепой травник на ухо Сакстусу и помахал в ответ Рози: — Кекс с тмином, говоришь? Что ж, с удовольствием попробую.
Сакстус прохаживался по залу, где кипела работа над чудесным гобеленом. Брат Губерт следил, чтобы вышивка точно соответствовала картинкам, которые он нашел в старинных книгах. Он протянул сестре Серене моток светло-коричневых ниток:
— Думаю, этот цвет как раз подойдет для головы нашего Воителя.
Сакстус подошел к ящику с нитками, порылся и выбрал другой моток, более темного оттенка:
— Извини, брат Губерт, но мне кажется, этот цвет подойдет больше.
Губерт поднес моток к свету, придирчиво рассматривая нитки:
— Хм, Сакстус, может, ты и прав. Но откуда ты знаешь, какого цвета была шерсть Мартина?
— Ну так мне кажется…
Огромными шагами Ронблейд Широкая Полоса пересекал залы и коридоры форта Блейдгирт.
— Выходи, Габул! Я, Ронблейд, пришел сразиться с тобой!
Громовой рев барсука эхом прокатился по пустынным покоям.
Габулу было наплевать на исход битвы, он дрожал лишь за собственную шкуру. Замирая от ужаса, крысиный король прислушивался к тяжелым шагам барсука, сотрясавшим крепость. Габул понимал, что столкновение неизбежно, и пытался собраться с духом. С кинжалом в одной лапе и мечом в другой метался он по своей спальне.
— Этой ночью я высплюсь на славу, — бормотал он. — Избавлюсь и от проклятого барсука, и от чертова колокола. Попомнят они Габула! Прикончу полосатую скотину, а колокол столкну в море с самой высокой скалы! И заживу в свое удовольствие!
Ронблейд остановился перед гигантским колоколом.
Шедевр мастера Джозефа оказался точь-в-точь таким, каким его представлял себе барсук. То было настоящее чудо. Огромные лапы Ронблейда бережно поглаживали потускневшую металлическую поверхность; он обошел вокруг колокола, читая таинственные надписи, значение которых было открыто лишь владыкам-барсукам. Счастливая улыбка играла на его губах.
— Да, так я и думал… Пусть же свершится замысел судьбы!
Могучим ударом меча он превратил один из столов в обломки, схватил увесистую деревянную ножку и принялся бить в колокол.
Вдруг на блестящем металле мелькнуло отражение Габула — он бесшумно проскользнул в пиршественный зал и теперь подкрадывался к барсуку, держа наготове меч. Ронблейд прекратил бить в колокол и неторопливо обернулся:
— Что, крыса, нравится тебе моя музыка?
Габул кинулся на соперника, меч его сверкнул как молния. Но Ронблейд взмахнул грозным мечом, и клинок Габула отлетел в дальний угол, зазвенев по каменным плитам. Онемевшие лапы крысиного короля беспомощно повисли. Ронблейд кивнул на упавший кривой меч:
— Подними его. Я не сражаюсь с безоружными.
В эту секунду в пиршественный зал ворвались Мэриел, Тарквин, Дандин и Дарри.
— Иди сюда, тварь! Сразимся! — кричала мышка, размахивая Чайкобоем.
Габул хрипло расхохотался:
— Э, да ведь это отродье Литейщика! Я уже убил тебя.
Значит, ты привидение!
Мэриел, раскручивая над головой Чайкобой, заскрежетала зубами:
— Один раз я чуть не отправила тебя в ад. Теперь доведу дело до конца! — Краешком глаза мышка увидела, что барсук занес меч: — Габул мой, Ронблейд! Отойди!
Барсук обернулся. Мгновение — и Габул вонзил ему в грудь кинжал и бросился к двери в дальней стене зала.
Дверь с шумом захлопнулась за ним, а друзья столпились вокруг Ронблейда. Кинжал Габула торчал у него из груди. Прежде чем кто-либо успел открыть рот, барсук, не дрогнув, вырвал кинжал и отшвырнул его.
— Железка оцарапала мне кольчугу и чуть не попортила шкуру.
Тарквин тем временем отчаянно дергал и толкал дверь.
— Вот шельмец! Он запер ее с той стороны!
— Отойди-ка, Тарквин.
Заяц едва успел отскочить, как сокрушительный удар меча Верминфейт расколол дверь на две половинки. Барсук отбросил их прочь с дороги.
— В следующий раз не мешай мне, юная мышь!
За дверью оказалась узкая винтовая лестница. Друзья ринулись вниз по крутой спирали.
Габул захлопнул за собой дверь подземной камеры и запер ее. Усмехаясь про себя, он перетащил старый ковер, свернутый в углу, на самую середину, так чтобы он закрывал зияющее отверстие. Затем он распластался на полу.
Вскоре до него донесся топот преследователей. С жалобным треском дверь повисла на одной петле. В камеру, воинственно размахивая мечом, ворвался Ронблейд. Взгляд его скользнул по голым стенам.
— Больше не убежишь, крыса.