— Я готов!
Повозка с грохотом мчалась по верху обрыва, подскакивая на ухабах и камнях. Вцепившись в ее шаткие борта, Баллау и Кейла держали развевающееся на ветру знамя. В повозку впряглась Дубрябина. Ей помогали мчавшиеся сзади звери.
Бром не удержался. Увидев, как Феллдо сражается один против целой орды злодеев, он бросился с обрыва вниз, рыдая и громко зовя друга по имени:
— Феллдо! Феллдо, держись, я сейчас!
Но Феллдо не слышал своего юного друга. Он лежал со спокойной улыбкой, а вокруг валялись два десятка сраженных им разбойников Бадранга.
Сам избитый Бадранг, о которого Феллдо обломал не один дротик, удрал с поля боя в крепость; его неотступно преследовало видение: хохочущий Феллдо, который, умирая, продолжал убивать хорьков, куниц и крыс, и погиб, держа в каждой лапе по расщепленному дротику.
В ту минуту, когда ворота Маршанка с грохотом захлопнулись, мчащаяся повозка подкатила к Брому. Раскидав в стороны нескольких солдат Бадранга, рискнувших остаться у тела Феллдо, она резко затормозила.
Дубрябина выпряглась из оглоблей как раз в ту минуту, когда лучники со стены Маршанка дали первый залп.
— Окопаться, повозку набок, всем живо в укрытие!
Баллау собрал за повозкой своих копьеметальщиков.
— Давайте, парни, цельтесь в верхнюю кромку стены. Остальным разобрать оружие. Пращники, готовьте камни. Живее!
Едва разбирая дорогу сквозь пелену застилавших глаза слез, подошел Бром, снял с плеча санитарную сумку и начал вынимать из нее лечебные травы и бинты. Баркджон сидел на земле и держал голову сына на коленях; глаза старика были сухими.
— Ему это не понадобится, малыш. Побереги бинты для живых. Мой сын ушел в безмолвный лес, где он будет вечно свободен.
Бром присел рядом с Баркджоном:
— Я такого в жизни не видел: он сражался и хохотал во все горло. Чтобы свалить его, потребовалось полсотни зверей, и он убил почти всех. Он как будто знал, какая судьба ему уготована.
Баркджон кивнул:
— Истинный воин, не знающий страха, — таков был Феллдо.
Борт повозки утыкали стрелы. Баллау отрывисто скомандовал:
— Метальщики, пли!
Шеренга копьеметалыциков подпрыгнула, дала залп дротиками: и снова залегла.
Баллау тут же скомандовал пращникам:
— Давай не мешкай. Залп камнями — пли!
Пращники привстали, метнули камни и залегли.
На стоящих на стене лучников обрушился первый залп дротиков; послышались стоны и вопли. Лучники привстали, чтобы дать ответный залп, и попали под град свистящих камней, летевших следом за дротиками.
Крестозуб схватил за лапы Мокролапа и Блохолова:
— Возьмите каждый по пятьдесят лучников, спуститесь с задней стены, рассредоточьтесь по берегу справа и слева от крепости и окопайтесь. Мы возьмем их в полукольцо, спереди у них будет крепость, а за спиной только море. Им придется либо сдаться, либо умереть!
Баклер увидел, как по обе стороны от Маршанка появились две шеренги солдат, и отыскал Дубрябину:
— Похоже, нам, это самое… фланги прикрывать придется!
Кастерн, Гоучи, Трефоль и Селандина помогли насыпать из песка два длинных бруствера по обе стороны от повозки. Пращников разделили на два отряда и послали оборонять эти брустверы, а копьеметалыциков сосредоточили в центре, против крепости.
В крепости Бадранг лежал на столе в длинном доме, а Боггс и Гроуч перевязывали ему раны. Прежде чем солдаты тирана подоспели ему на помощь, Феллдо успел его как следует отделать: голова, морда, плечи и спина Бадранга были сплошь покрыты шишками и длинными ранами. Он выгнул от боли спину, на которой Боггс промывал длинную борозду, оставленную дротиком Феллдо.
— Хо-хо, кореш, я-то думал, ты там с целым войском дерешься, а мне тут сказали — там всего-то и было что какая-то белка настырная. Хорошо она над тобой потрудилась, ничего не скажешь!
Заплывшими глазами Бадранг свирепо взглянул на Клогга:
— Убирайся с глаз долой. Ты приносишь мне одни несчастья, Клогг!
Боггс приложил к плечу Бадранга припарку из листьев щавеля:
— Лежи тихо, а то она свалится.
Клогг отбил на пороге веселую чечетку.
— Да уж, лежи тихо, а то башка твоя поганая отвалится, гы-гы-гы!
Бадранг сделал вид, что встает, и потянулся за мечом. Клогг тут же дал стрекача, посмеиваясь и бормоча под нос:
— Ничего, я последним смеяться буду. Ну-ка, где тут камбуз? Пойду, пожалуй, хоть нажрусь да напьюсь до отвала, пока другие заняты — сражаются да славу добывают!
Баллау резко выдохнул. Он вытащил стрелу, вонзившуюся ему в лапу, и переломил пополам.
— Вот гады! Чем я теперь есть и жестикулировать буду?
Укрываясь за повозкой, рядом с ним присел Бром. Он промыл рану, приложил к ней припарку из окопника и перевязал лапу чистым полотняным бинтом.
— Видали? Лучше новой! — Баллау поднял лапу, любуясь аккуратной повязкой. — Слушай, Бром, сдается мне, ты в этом врачевании уже здорово кумекаешь, а?
Не говоря ни слова, мышонок пополз к другому раненому.
К полудню в сражении наступило затишье. За спиной у Дубрябины сверкала на солнце гладь едва колышущегося моря. Барсучиха стряхнула с лап песок и поблагодарила Кейлу, который раздавал бойцам еду.
— Здесь только глоток воды и лепешка. Неизвестно, насколько мы тут застряли.
Трефоль деловито грызла свою лепешку.
— Вот именно, Кейла, — застряли. Мы окружены с трех сторон, а за спиной у нас море на случай, если мы надумаем утопиться.
Бадранг немного оправился и появился на стене — далеко не такой величественный, как прежде, но все такой же злобный и деятельный.
— Крестозуб, вели солдатам прекратить стрельбу, — велел он. — Я желаю предъявить этому сброду на берегу ультиматум.
Солдаты опустили луки и пращи. После трепки, которую Феллдо задал Бадрангу, у горностая болели челюсти, поэтому он поручил говорить Травощипу, у которого был высокий, скрипучий голос.
Сложив лапы рупором, Травощип завопил:
— Переговоры! Не стреляйте, мы желаем вступить с вами в переговоры!
— Ну так вступай, визгля. Чего надо? — загремел в ответ низкий баритон, по которому легко можно было узнать Дубрябину.
— Мой господин, Властитель Бадранг, прижал вас к морю и, если пожелает, может перебить вас всех. Если вы сдадитесь, вам сохранят жизнь!
На этот раз ответил Баллау:
— Скажи-ка, милейший, а что с нами будет, если мы сдадимся?