— Надеюсь, — сказал король, поддаваясь тому насмешливому настроению, которое было ему так по душе, — что мой любезный племянник, направив ко мне одного из талантливейших своих полководцев, чтобы сокрушить гнусную Французскую республику, одновременно прислал и план кампании, разработанный его придворным советом?
Этот вопрос, заданный с превосходно разыгранным простодушием, прозвучал весьма ядовито, ибо именно придворным советом были разработаны планы кампаний 96-го и 97-го годов, в итоге которых австрийские генералы и сам эрцгерцог Карл потерпели поражение.
— Нет, государь; на этот счет я просил его величество, моего августейшего повелителя, предоставить мне свободу действий, — отвечал Макк.
— И, надеюсь, он вам ее предоставил? — спросил король.
— Да, государь, он оказал мне эту милость.
— И вы, не сомневаюсь, не откладывая, займетесь этим планом, любезный мой генерал? Признаюсь, я с нетерпением жду возможности ознакомиться с ним.
— Он уже разработан, — ответил генерал с видом человека вполне довольного собою.
— Слышите, господа? — воскликнул Фердинанд, снова приходя в благодушное настроение, как это всегда с ним случалось, когда можно было над кем-нибудь посмеяться. — Еще прежде того как гражданин Гара от имени гнусной Французской республики объявил нам войну, гнусная Французская республика, благодаря таланту нашего главнокомандующего, уже оказалась разбитой! Воистину, нам покровительствуют Бог и святой Януарий. Благодарю вас, дорогой генерал, благодарю.
Макк, гордый похвалой, которую он принял всерьез, снова отвесил королю поклон.
— Какая досада, что у нас нет под рукой карты нашего государства и папских владений и мы не можем проследить по ней военные операции генерала! — воскликнул Фердинанд. — У гражданина Буонапарте, говорят, в его кабинете на улице Шантерен в Париже висит большая карта, на которой он заранее показывает своим секретарям и адъютантам места, где он разгромит австрийских полководцев. Барон также мог бы заранее показать нам пункты, в которых он разгромит французских генералов. Закажи для военного министерства и передай в распоряжение барона Макка такую же карту, какая имеется у гражданина Буонапарте, — слышишь, Ариола?
— Не извольте беспокоиться, государь, у меня есть превосходная карта.
— Не хуже карты гражданина Буонапарте? — спросил король.
— Думаю, что не хуже, — самодовольно ответил Макк.
— А где она? — продолжал король. — Где? Мне не терпится увидеть карту, на которой заранее бьют врага.
Макк приказал секретарю принести папку, оставленную им в соседней комнате.
Королева, хорошо знавшая своего августейшего супруга и понимавшая цену притворных славословий, расточаемых ее фавориту, опасалась, как бы генерал не почувствовал, что является жертвой язвительности короля. Поэтому она возразила, что сейчас, пожалуй, не время заниматься этим вопросом. Однако Макк, не желая упустить случая показать трем-четырем присутствующим генералам свои стратегические познания и покрасоваться перед ними, поклонился в знак того, что почтительно настаивает на своем предложении, так что королеве пришлось уступить.
Секретарь внес большую папку, на которой с одной стороны был золотом оттиснут австрийский герб, с другой — имя и титулы Макка.
Генерал вынул из папки большую карту папских владений с обозначением их границ и разложил ее на столе.
— Внимание, мой военный министр! Внимание, мои генералы! — сказал король. — Вслушивайтесь в каждое слово барона. Прошу вас, барон, мы вас слушаем.
Офицеры подошли к столу с величайшим интересом: в те времена, так же как и впоследствии, барон Макк почему-то считался одним из величайших стратегов мира.
Зато королева, не желая принимать участия в том, что она считала насмешкой со стороны короля, отошла на несколько шагов в сторону.
— Как же так, сударыня, — сказал король, — барон соглашается показать, где именно он разобьет ненавистных вам республиканцев, а вы в это время уходите.
— Я не сведуща в стратегии, государь, — язвительно откликнулась королева. — И быть может, только займу место того, кто в ней отлично разбирается, — добавила она, указывая на кардинала Руффо.
Затем, подойдя к окну, она стала барабанить пальцами по стеклу.
В тот же миг, точно условный сигнал, со двора опять донеслись звуки охотничьего рога; но на этот раз он трубил не подъем зверя, а зверь на виду.
Король замер, словно ноги его вросли в мозаичный паркет зала; он помрачнел, и лицо его вместо насмешливо-добродушного приняло злобное выражение.
— Да что же это, наконец, — воскликнул он, — совсем одурели они, что ли, или хотят меня свести с ума? Нашли время травить оленя или кабана, когда мы охотимся за республиканцами!
Он снова бросился к окну, распахнул его еще порывистее, чем в первый раз, и крикнул:
— Замолчи, дурак несносный! А не то спущусь во двор и задушу тебя собственными руками.
— Это было бы, государь, слишком высокой честью для подобной скотины, — сказал Макк.
— Вы так полагаете, барон? — отозвался король, опять приходя в благодушное настроение. — Так пусть живет, а мы займемся уничтожением французов. Обсудим же ваш план, генерал, обсудим!
И он затворил окно с таким спокойствием, какого трудно было бы ожидать после того, как рог привел его в крайнее раздражение; к счастью, пошлая лесть генерала Макка чудом успокоила его.
— Смотрите, господа, — начал Макк тоном мудрого наставника, который обращается к своим ученикам, — наши шестьдесят тысяч солдат размещены в четырех-пяти местах вдоль линии между Гаэтой и Акуилой.
— Но ведь вы знаете, что у нас шестьдесят пять тысяч, — заметил король, — поэтому не стесняйтесь.
— Мне достаточно шестидесяти тысяч, государь, — сказал Макк. — Все мои планы построены из этого расчета, и будь у вашего величества хоть стотысячная армия, я не возьму ни одного лишнего штыка. К тому же у меня самые точные сведения о численности французского войска, — там не наберется и десяти тысяч.
— Значит, нас будет шестеро против одного, — заметил король, — в таком случае я вполне спокоен. В кампаниях девяносто шестого и девяносто седьмого года у моего племянника было только по двое на одного, когда их разгромил гражданин Буонапарте.
— Там не было меня, государь, — с самодовольной улыбкой отвечал Макк.
— Это правда, — согласился король с самым серьезным видом, — там были всего лишь Больё, Вурмзер, Альвинци и принц Карл.
— Государь, государь! — шепнула королева, дернув супруга за фалду его охотничьего камзола.
— Не беспокойтесь, я знаю, с кем имею дело, и отнюдь не собираюсь обижать генерала.
— Итак, — продолжал Макк, — основная часть нашей армии, тысяч двадцать, расположится в Сан Джермано, остальные сорок тысяч — вдоль реки Тронто, в Сессе, в Тальякоццо и в Акуиле. Десять тысяч человек переправятся через Тронто, выгонят французский гарнизон из Асколи, займут этот пункт и двинутся по Эмилиевой дороге на Фермо. Четыре тысячи выступят из Акуилы, займут Риети и направятся на Терни; тысяч пять-шесть спустятся из Тальякоццо в Тиволи, чтобы предпринимать набеги в Сабине; восемь тысяч выйдут из лагеря в Сессе и проникнут в папские владения по Аппиевой дороге; наконец, шесть тысяч погрузятся на корабли, отправятся в Ливорно и преградят пути французам, отступающим через Перуджу.