На это Егор возразил:
– Обвинить можно любого человека, господин рейхсмаршал. И «порода» тут ни при чем. Великий лидер уверен, что покорил мир и завоевал любовь народа. Но люди склонны пожирать тех, кем восхищаются. Вы рассказали мне анекдот, позвольте и я отвечу вам тем же?
– Ну, валяй, – разрешил Геринг.
– На миссионера напали львы. Перед тем как грохнуться в обморок, он произносит короткую молитву: «Боже милостивый, преврати этих животных в набожных христиан!» Когда к миссионеру вернулось сознание, он увидел, что львы образовали вокруг него полукруг и молятся: «Господи Иисусе, приди к нам и будь нашим гостем! И благослови пищу нашу, которую ты нам послал!»
Толстяк криво усмехнулся:
– Забавный анекдот, но он совсем не к случаю. И какие обвинения вы могли бы предъявить мне, гауптштурмфюрер?
Егор лукаво прищурил глаза и заявил:
– Господин рейхсмаршал, вы – вне всяких подозрений и обвинений.
Геринг насмешливо погрозил ему пальцем:
– Юлишь, гауптштурмфюрер. И все же я настаиваю.
Однако Егор не сдался и на этот раз.
– Эта игра не для меня, господин рейхсмаршал, – сказал он. – Боюсь, что она может мне слишком дорого стоить.
– Клянусь тебе могилами моих стариков, что не разозлюсь и не сделаю тебе ничего плохого! – горячо заверил его Геринг. – Но при условии, что твои обвинения будут достаточно дерзкими и смогут меня развлечь.
– Что ж… – Егор едва заметно усмехнулся. – Я бы обвинил вас в покушении на жизнь фюрера.
Он ожидал, что челюсть рейхсмаршала отвалится от удивления, но тот лишь ухмыльнулся и уточнил:
– Прошлом или будущем?
– Настоящем, – сказал на это Егор.
– Ты хочешь сказать, что я убиваю фюрера прямо сейчас? – Геринг хмыкнул: – Однако!
– Я могу объяснить, господин рейхсмаршал, – сказал Егор, и в глазах его заполыхали желтые огоньки.
– Вряд ли у тебя получится, – вальяжно произнес Геринг. – В данный момент я сижу за карточным столиком, и в руках у меня не пистолет и не бомба, а бокал с бренди.
– Вам не обязательно убивать фюрера своими руками, господин рейхсмаршал. Вы вполне можете воспользоваться чужими услугами. Да вот хотя бы услугами лейб-медика фюрера, доктора Мореля.
И на этот раз Геринг ничем не выдал своего удивления.
– Так-так… – Он чуть склонил набок массивную голову и с любопытством посмотрел на Егора. – Интересно. С этого места давай подробнее.
– Хорошо. Насколько я могу судить, Морель лечит фюрера инъекциями амфетамина и других опасных лекарств, которые оказывают пагубное влияние на нервную систему человека и ведут к ее полному разрушению. Болезнь Паркинсона в тяжелейшей форме – это меньшее, чем грозит фюреру такое «лечение».
– И зачем такие сложности, когда проблему можно решить с помощью простого цианида? – деловито осведомился Геринг.
– Внезапная смерть фюрера всех насторожит. И убийца в этом случае, скорее всего, будет разоблачен. Именно поэтому Морель травит фюрера планомерно и постепенно.
Геринг прищурил тяжелые веки, обдумал слова Егора и заключил:
– В твоих словах есть логика, гауптштурмфюрер. Но для чего Морелю травить фюрера? Что он от этого выгадает?
Егор отпил бренди, отмечая, что опьянение его усугубилось, и ответил:
– Рискну предположить следующее. Морель действует по приказу какого-то очень высокопоставленного руководителя, рассчитывающего стать преемником Гитлера и занять его место. Наиболее вероятным высокопоставленным лицом в Германии, из тех, кто может реально претендовать на освободившееся место фюрера, являетесь вы.
На этот раз лицо рейхсмаршала слегка потемнело, а взгляд стал жестче и холоднее:
– Допустим. Но всем известно, что я терпеть не могу этого выскочку-«укольщика».
– В этом-то все и дело, – кивнул Егор. – Ваше враждебное отношение к Морелю – это всего лишь маскировка и тонкий способ превентивной защиты. Если дело выгорит и лейб-медика обвинят в убийстве, вы тут же заявите, что всегда ненавидели этого «докторишку», предостерегая доверчивого фюрера от проклятого «укольщика».
– А если на допросе он обвинит во всем меня?
– Тогда вы скажете, что проклятый коновал вас оговорил. И, зная вашу с ним вражду, все вам поверят. Так вы, по крайней мере, думаете. К тому же я уверен, что вы исключили саму возможность такого «оговора», поскольку доктор Морель умрет раньше, чем раскроет рот.
– Ты думаешь, я такой всесильный?
– Конечно. Кроме того, вы очень волевой, умный и предусмотрительный человек. Вы уверены, что предусмотрели все, но в любой, даже самой крепкой на вид, конструкции есть слабые места.
Теперь лицо Геринга стало багровым, а глаза налились кровью.
– И какое «слабое место» ты усмотрел у меня, гауптштурмфюрер? – хрипло спросил он.
Егор улыбнулся:
– А вот об этом, господин рейхсмаршал, я говорить не стану. Напомню лишь, что еще несколько месяцев назад я был тайным агентом Абвера.
– Из этого следует, что у тебя есть какая-то порочащая меня информация, и в случае чего ты сделаешь так, что она станет достоянием гласности. Я прав?
Егор допил бренди, поставил бокал на стол и ответил, спокойно выдерживая свирепый взгляд рейхсмаршала:
– Скажем так: если со мной что-то случится, то мои поминки обернутся кое для кого смертным приговором. Даже несмотря на высокий чин, который занимает… мой предполагаемый недруг. – Егор улыбнулся и добавил: – Интересная игра, правда?
Геринг подался вперед, почти навалившись животом на столик, и вдруг громко прорычал:
– Зачем ты затеял эту игру, гауптштурмфюрер? На кого ты работаешь?
Не успел Егор открыть рот для ответа, как в руке Геринга – пухлой, мощной – появился огромный револьвер, тот самый, который Егор вынимал у рейхсмаршала из кармана. Реакция агента Георга Грофта, чье тело временно занял Егор, сослужила ему хорошую службу. Левой рукой он молниеносно перехватил запястье Геринга, а кулаком правой въехал верзиле-рейхсмаршалу в подбородок, вложив в этот удар всю силу. Удар получился что надо, и Геринг отправился в нокаут.
Когда верзила снова открыл глаза, Егор сидел напротив с револьвером в руке и спокойно разглядывал его широкое, толстощекое лицо.
Геринг облизнул пересохшие губы, поднял руку, потрогал пальцами ушибленный подбородок и поморщился от боли.
– Отличный удар, – похвалил он.
Егор ничего не ответил. Он продолжал разглядывать рейхсмаршала, и револьвер, направленный на Геринга, не дрожал в его руке. Геринг посмотрел на этот револьвер, поднял взгляд на Егора и хрипло спросил: