– Дяденька Осьмий, а отчего все мои беды?
– Ты правда хочешь это знать или опять куражишься? – прищурился старик.
– Правда хочу.
– Что ж, тогда отвечу. Ты одержим своими хотениями. Не откажешься от них, ничего не получишь, окромя пинков и тумаков. А откажешься – мудрость обретешь и все невзгоды станут тебе нипочем.
– Так же, как тебе? – уточнил Васька.
Осьмий усмехнулся и кивнул:
– Так же, как мне.
– Гм… – Васька сдвинул брови. – Ты говорил, что человек для любви создан. А что делать безродному горемыке, когда его никто не любит?
– Ты это про себя говоришь, что ли?
– Про себя, дядя Осьмий.
– Я так и понял. А что ты сделал, чтобы тебя любили-то? Сам ты кого полюбил?
Васька сердито шмыгнул носом.
– А за что мне их любить?
– А им тебя за что? – спросил в ответ Осьмий. – За то, что ты такой хороший? А откуда им знать, что ты хороший, когда ты подличаешь да воруешь?
– И правда, – выдохнул Васька, пораженный столь простой истиной. – А я о том и не думал.
– То-то и оно, что не думал, – улыбнулся старик. – Люди слова доброго страждут, а получают одно токмо насилие. А насилием мил не будешь. Знаешь, как Иисус сказал? «Ежели меня по правой щеке ударят, я им левую поставлю». Вот!
– А как же с нечистью воевать, если насильничать нельзя?
– Надеющийся на Господа не имеет надобности в копьях да мечах, – невозмутимо ответил Осьмий. – Тот, у кого есть вера, может гору поднять и в другое место переставить. Одной токмо верой.
Какое-то время ехали молча. Осьмий все поглядывал на задумчивого Ваську. А потом не выдержал и заговорил первым:
– Ты Богу дорог, понимаешь? Именно ты, Васька Ольха, балбес и пройдоха. Бог – твой любящий отец. А раз он отец всем нам, то вот и получается, что все мы – братья.
– И ты мне брат? – спросил Васька.
– Да.
– И поручик княжий Путята?
– И он тоже.
– И Бекет газарский?
– И он.
– Чего же он тогда сгубить меня хотел?
– Потому что слеп. И никто глаза ему не открыл. В вере человек освобождается от греха, открывается навстречу другим людям, а не сидит в своей конуре на мешке с добром, будто Кащей зловонный.
– Нешто плохо быть богатым? – усомнился Васька Ольха.
– Богатство – враг души человеческой, – сказал на это Осьмий. – Оно питает шкурность, подчиняет душу временному, делает человека глухим к голосу Бога и нуждам людей. Потому-то богатому так трудно войти в Царство Небесное.
Васька некоторое время ехал молча, обдумывая слова старика. Потом вздохнул и сказал:
– Тяжелая у тебя вера, Осьмий.
– А истинная вера всегда тяжела, – с улыбкой ответил Осьмий. – Бог требует от человека усилий. Лежучи на печи и уплетая калачи, истину не добудешь.
Васька чуток подумал над словами старика, после чего нахмурился и проговорил:
– Ты сказал, чтобы я от греха освободился. А как же я от него освобожусь, ежель он в нутре моем, как клещ, сидит?
Осьмий улыбнулся – спокойно и открыто.
– А ты доверяй Богу, и он освободит тебя от суетности муравьиной и озабоченности клоповьей. Открой душу навстречу ветру и свету. Продуй затхлость в душе своей. В затхлости этой бесы гнездятся, как вши в колтуне.
– Это они внутри меня сидят? – ужаснулся Васька Ольха.
– Сидят да посмеиваются.
Васька шмыгнул носом.
– Дяденька Осьмий, – жалобно произнес он, – прошу тебя, как отца названного: посвяти меня в свою веру. Повесь мне на шею крестовину заговоренную. Очень уж мне страшно. Не могу я их видеть, упырей и оборотней этих.
Старик улыбнулся и мягко проговорил:
– Думаешь, тебе медный крестик поможет?
– Конечно, поможет! Тебе ведь помогает. Подари мне крестовину, дядя Осьмий. Я тебе по гроб жизни благодарен буду!
На переносице старика прорезалась строгая поперечная морщинка.
– Говорю тебе: не в кресте дело, – терпеливо сказал он. – Крест – всего лишь символ. Символ победы жизни над смертью. Вера чудеса творит. Вера, а не вещь земная!
– А ты дай мне для начала крестовину, а верить я потом научусь. Честное слово, научусь!
Осьмий вздохнул.
– Замучил ты меня совсем, отрок. Ну, хорошо. Дам я тебе крест. Но сперва покрещу водой. Гнать бы тебя, дурака, в шею, но возьму грех на душу.
– А когда крестишь-то? – нетерпеливо спросил Васька.
– Когда привал устроим.
– Спасибо, дяденька Осьмий! Век за тебя богов молить буду! – Васька довольно рассмеялся и пришпорил свою пегую лошаденку. – Но, пошла!
2
Вскоре остановились на привал. Спешившись, Громол объявил:
– Надобно собрать дров для костра. Кто вызовется?
Васька быстро отвернулся, чтобы не встретиться глазами с охотником. Но вместо охотника наткнулся на жесткий, испытующий взгляд старика Осьмия.
«Ну? – говорил этот взгляд. – Покажи, достоин ли ты любви людской и Божией!»
Делать нечего. Васька повернулся к охотнику, встал с бревна, на которое уже успел приземлиться, и уныло проговорил:
– Я пойду.
Громол покачал головой:
– Нет, ты лучше оставайся. Путята, может, ты?
– А чего тебе самому не сходить? – прищурил недобрые глаза княжий поручик.
– Хочу вперед пройти – поразведать, что и как.
– Может, по пути и дровишек насобираешь?
Громол нахмурился:
– Могу, но это будет слишком долго.
– Ладно вам ссориться, – примирительно вмешался Васька. – Говорю же, я пойду. А ты, Громол, во мне не сомневайся. Я в Гиблое место три раза добытчиком ходил. И един раз в одиночку от самой Гиблой чащобы возвращался. Уж дров-то как-нибудь насобираю.
Васька вздохнул и повернулся к лесу.
– Погоди, – окликнул его Глеб. – Вот возьми-ка!
Он протянул парню золотистый шарик.
– А чего это? – подозрительно спросил Васька.
– Как называется, не знаю. Но против оборотней и волколаков сработает. Только надо на пимпочку вот эту нажать.
– Вот на эту?
Глеб кивнул:
– Угу. Хочешь, с тобой пойду?
Васька насупился и покачал головой:
– Не надо. Сам справлюсь.
– Веревку возьми, – посоветовал Громол. – Легче будет дрова нести. И слишком много не собирай, мы не надолго.