Глазки Крысуна забегали.
– Да вот… – выговорил он подрагивающим голосом. – По нужде отлучался. А что?
– Не бродил бы ты один по лесу. Опасно.
– Да я…
Громол тронул ветку дуба и перевел взгляд на Крысуна.
– Веточку-то ты сломал?
– Не помню. Может, я. А что?
Громол прищурился.
– Для кого ветки ломаешь, охоронец? Кто по нашему следу идет? Отвечай.
– Не понимаю, про что ты!
Крысун хотел пройти мимо Громола, но тот схватил его за шиворот и притянул к себе:
– Брешешь!
– Не брешу! – Крысун дернулся, но охотник держал крепко. – Громол, я правду говорю! Пусть, если я показываю ложно, Даждьбог, бог Солнца, выжжет мне глаза! Пусть Перун разрубит мою голову огненным мечом!
Несколько секунд они глядели друг другу в глаза.
– Ладно, – сжалился охотник и выпустил Крысуна. – Но ежели сбрехал, не прощу.
Крысун потрогал костлявыми пальцами кадыкастую шею.
– Зря ты так со мной, охотник. Я ведь сам с вами в Гиблое место вызвался.
– Это-то меня и тревожит. – Громол поправил на поясе меч. – Кто знает, какие мысли в твоей башке крутятся.
– Обычные мысли. Хочу, чтобы княжна поскорее выздоровела.
– Хорошо, коли так.
Громол повернулся к лагерю.
– А ты, охотник? – сипло спросил Крысун, прищуривая маленькие глазки. – Ты-то почему до сих пор с нами? Лес – твой дом. Ты много раз уйти мог. Но не ушел. Что у тебя в голове? Что ты задумал, охотник?
– Отвяжись, – небрежно проговорил Громол, не оглянувшись.
Крысун засмеялся:
– То-то и оно. В чужом глазу соринку высматриваешь, а у самого из глаза щепа торчит.
– Скажешь еще слово, я тебе глиной рот замажу. Айда к нашим.
Крысун дождался, пока охотник отошел, и тихо, почти беззвучно пробормотал:
– Еще поглядим, кто кому замажет.
У Громола, однако, слух был чутким, будто у лесного зверя. Он остановился и глянул на охоронца через плечо.
– Чего сказал?
– Ничего, – отозвался Крысун. – Я говорю: под ноги лучше смотри. Не ровен час споткнешься.
Громол усмехнулся и зашагал дальше.
Васька Ольха лежал на ложе из веток и мха. Его терзали боль и горечь от сознания собственного бессилия.
– Ну, как он? – тихо спросил Громол, подходя к лежанке.
Айсарана обернулась и сказала:
– Худо. Жар у него. Хорошо хоть кровь перестала течь.
Глеб положил Ваське ладонь на лоб, потом погладил его по волосам и сказал:
– Держись, брат.
Крысун остановился у лежанки и с любопытством посмотрел на тихонько постанывающего Ваську.
– Что нам с ним делать, Громол? – сухо осведомился он.
– Соорудим носилки и понесем его на носилках.
– На носилках? Не скоро так дойдем.
– Ничего.
Васька облизнул сухие губы и выпалил:
– Я могу идти.
– Можешь, – согласился Громол. – Но пока тебе этого не нужно. Пусть рана затянется.
– А она затянется? – спросил с надеждой Васька.
– Затянется. Кость цела, а мясо зарастет. Нужно только потерпеть и не тревожить рану понапрасну.
Васька порывисто вздрогнул всем телом и, преодолевая боль, приподнялся на локте. Сквозь загар на щеках проступили красные пятна.
– Я не хочу, чтобы вы меня несли, Громол! Со мной вы пропадете!
– Заткнись, Васька, – осадил его Глеб. – Заткнись и слушай, что тебе говорят старшие. А старшие говорят, что понесут тебя на носилках. Слава богу, ты парень стройный. Так что – не надсадимся.
Глеб выпрямился и взглянул на охотника:
– Давай делать носилки, Громол.
Носилки Громол смастерил очень удобные. С помощью веревок он сделал так, чтобы вес распределялся по телу равномерно, поэтому Глеб практически не чувствовал усталости.
Васька спал в носилках, прижав руку к груди. Иногда он морщился от боли и негромко постанывал во сне.
Вскоре Громол велел Крысуну подменить Глеба, но сам ручки носилок из рук не выпустил. Глеб не возражал. Он не чувствовал себя измотанным, но Крысуну не доверял и предпочитал, чтобы хотя бы у одного из них двоих руки были свободны.
Айсарана тоже просилась помогать, но Громол пропустил ее просьбы мимо ушей.
Так они прошли еще три или четыре версты. Наконец охотник остановился и взглянул на долину, раскинувшуюся перед ними. Долина была изогнута подковой. В окаймлении зеленых зарослей хвоща, осоки и камыша поблескивали круглые лужицы воды. Некоторые из лужиц были почти черными. То и дело из какой-нибудь лужицы кверху с бульканьем и чавканьем вырывался фонтанчик жижи.
– Вот они какие! – выдохнул охотник.
– Это что? – спросил Глеб.
– Мертвые источники, – ответил Громол. – Я много о них слышал, но вижу впервые.
Глеб хотел спросить, почему эти источники называются мертвыми, но тут в нос ему ударила вонь разложения, и он сам все понял.
Громол и Крысун осторожно опустили носилки на землю.
– Пошли, посмотрим на мертвые источники поближе, – сказал охотник Глебу и первым зашагал к ближайшей черной лужице.
Глеб заспешил за ним.
Остановившись возле лужицы, охотник вынул из ножен клинок, задрал рукав и полоснул себя острым, как бритва, лезвием по коже. Кожа разошлась надвое, и из пореза выступила кровь.
Глеба передернуло.
– Ты что? – удивился он.
Охотник, не отвечая, зачерпнул здоровой рукой пригоршню грязной булькающей воды из черной лужицы и вылил на порез. От пореза пошел парок, вода зашипела, словно карбид или перекись водорода, и вслед за этим рана – прямо на глазах у Глеба – затянулась новой кожей.
Громол усмехнулся и взглянул на Глеба:
– Видал? Это и есть настоящее чудо.
– И правда чудо! – восхищенно проговорил Глеб. – Нужно скорее полить этой водой Ваську!
Громол нахмурился и кивнул. Затем вынул из котомки флягу, вылил из нее остатки воды, присел возле лужицы и набрал черной воды.
Назад шли торопливо.
Возле носилок остановились. Громол быстро присел возле носилок, всучил флягу Айсаране и стал снимать с плеча парня повязку. Но вдруг остановился и уставился Ваське в лицо.
– Ну, что же ты? – нетерпеливо поторопил его Глеб. – Давай скорей! Ну!