Пару секунд ничего не происходило, а затем острый кадык на жилистой шее Отто задергался, а женщина захрипела во сне, кожа у нее на лице побелела, а щеки и глаза запали.
Длилось это не больше минуты. Затем страж Отто вынул изо рта женщины черный язык, обошел кровать и встал возле виноградаря Гюнтера.
…Егор проснулся среди ночи от странного ощущения. Ему казалось, нет – он это даже увидел каким-то внутренним взором, как черная тень вышла за ворота и направилась в лес.
Волчок вскочил на ноги. Спать он не хотел и чувствовал себя как никогда бодро. Быстро одевшись и прихватив с собой кинжал, он бесшумно покинул дом и зашагал к забору, огораживающему деревню. Не доходя до ворот, он высоко подпрыгнул и одним прыжком перемахнул через двухметровый забор.
По-кошачьи мягко приземлившись на траву, Егор быстро выпрямился и зашагал к лесу. Ноздри его вдыхали запах влажных деревьев, но к этому запаху примешивался еще один – странный, терпкий, не принадлежащий ни человеку, ни зверю.
Углубившись в лес на четверть мили, Волчок остановился, втянул ноздрями воздух и громко крикнул:
– Страж Отто! Я знаю, что ты здесь!
Черная тень мелькнула среди деревьев в лунном свете. Егор выхватил из-за пояса кинжал и метнул его в Отто, однако тот ловко увернулся от летящего кинжала и с обезьяньей ловкостью запрыгнул на дерево. Егор бросился к нему, но Отто перепрыгнул на другое дерево и повис на нем, словно огромная муха, вцепившись когтями в толстый ствол. Волчок, резко развернувшись, взвился вверх и попытался схватить стража, но тот, преодолев одним прыжком метров десять, перемахнул на другое дерево, а с него – на третье.
Егор снова повернулся к Отто, но тот принялся перепрыгивать с дерева на дерево, кружа вокруг Волчка. Происходило это настолько стремительно, что в конце концов у Егора закружилась голова, и в этот миг Отто прыгнул Егору на спину и вцепился когтями ему в плечи. Волчок вскинул руки и схватил Отто за голову. Он попытался оторвать монстра от себя, но силища у того была огромная.
Отто захохотал, и смех его был похож на визгливое хрюканье десятка свиней.
– Noli me tangere! [5] – заголосил Отто своим хрюкающе-лающим голосом, перейдя вдруг на латынь. – Filius tu canis et cameli! [6]
Егор не заметил, что стал превращаться в зверя, он лишь почувствовал, как по рукам и ногам его заструилась огромная сила. Яростно зарычав, он с размаху ударил демона, вцепившегося ему в плечи, о ствол дерева, а затем, воспользовавшись тем, что тот на мгновение ослабил хватку, сдернул его с себя.
Отто упал на землю и зашипел, из его раскрытого рта выскользнул черный, лоснящийся язык и со скоростью выпущенной стрелы устремился к Волчку. Волчок перехватил этот язык когтистой лапой, стиснул толстые пальцы и одним рывком вырвал язык из пасти чудовища. Отто закричал от боли, но Волчок ударил его когтистой лапой по лицу, и тот захлебнулся собственным криком.
Волчок подхватил стража Отто с земли, поднял его вверх, а затем выставил колено и с размаху опустил Отто спиной на него. Спина стража хрустнула, и он обмяк в лапах Волчка.
Волчок швырнул тело демона на землю, потом поднял голову, взглянул на луну и завыл – тоскливо и надсадно, как могут выть только волки.
В деревню Егор возвращался быстрой, легкой походкой. Чувствовал он себя странно. Вся его натура, все его существо ликовало, как вырвавшийся на свободу узник, однако на душе тяжелым камнем лежала тоска.
Не дойдя до ворот тридцати шагов, Егор увидел одинокий силуэт и остановился. Втянул ноздрями воздух и удивленно вскинул брови.
– Пастор? – выдохнул он.
Пастор Нейреттер неторопливо приблизился к нему и тоже остановился, не дойдя нескольких шагов.
– Теплая сегодня ночь, Вольфганг, – сказал он, пристально разглядывая Волчка.
– Да, – отозвался тот. – Теплая.
– Решил прогуляться?
– Да, отче. Бессонница замучила.
– Что ж, прогулка – лучшее средство от бессонницы. – Пастор прищурил тяжелые, морщинистые веки. – А что с твоим лицом, Вольфганг?
Волчок вскинул руки к лицу и быстро его ощупал. Лицо его уже обрело прежние черты, но челюсть все еще была излишне массивной, а изо рта торчали клыки. Егор поспешно сомкнул губы.
– Пастор, это не то, о чем вы подумали, – глухо проговорил он. – Я преследовал Отто. Демон овладел его душой.
– Я видел стража Отто, когда он выходил из дома виноградаря Гюнтера, – сказал пастор. – Я окликнул его, но он был так сильно погружен в свои мысли, что не расслышал меня. Заподозрив неладное, я вошел в дом Гюнтера.
– И что вы там нашли? – прищурился Волчок.
Лицо пастора Нейреттера дрогнуло, а губы тихо проговорили:
– Я нашел там виноградаря Гюнтера и его жену. Но оба они были мертвы.
Несколько секунд Волчок и пастор молчали. Первым гнетущую тишину нарушил священник.
– Это все из-за того укуса? – тихо спросил он.
Волчок кивнул:
– Да, отче.
– Что ж… я догадывался, что с тобой что-то не так. Скажи мне, Вольфганг, что ты чувствуешь?
– Я чувствую стыд, отче. Хотя я не сделал ничего дурного.
– Ты догнал Отто?
– Да.
– И ты его убил?
– Да.
Луна вышла из-за туч, и свет ее упал Нейреттеру на лицо. Лицо это было бледным и сосредоточенным.
– У тебя есть шанс, Вольфганг, – снова заговорил священник.
– О чем вы, отче?
– Ты демон, но ты еще можешь спастись. Господь принимает в свои объятья всех. Но хочешь ли ты этого сам?
Тоска, лежавшая на душе Волчка мертвым грузом, поднялась к горлу и встала там комком.
– Я хочу этого всей душой, отче, – искренне проговорил Волчок. – Но что мне делать?
Священник вздохнул и сказал:
– Милость Божия безгранична. Но тебе, как и всем нам, придется ее заслужить. Будь воином Господа. Стань Его карающей десницей.
Волчок поднес руки к глазам и взглянул на свои пальцы, увенчанные крепкими когтями.
– Я оборотень, – тихо проговорил он. Затем поднял взгляд на пастора и повторил с отчаянием в голосе: – Отче, я оборотень. И мне уже не стать другим.
– Господь дает своим чадам разное оружие, – возразил священник. – Кому-то – умение убеждать людей словами и собственным примером, кому-то – разящий клинок. Твое оружие – не слово, Вольфганг, твое оружие – меч. Господь посылал своих апостолов в мир, и были они, будто овцы среди волков. Тебе же предстоит иная участь – ты будешь волком в стаде, где много взбесившихся овец. Жнецом в пшеничном поле, поросшем сорняками.