Машину занесло, опасно повело влево. Адреналин автоматически справился с заносом, даже не обратив на него внимания и не отвлекаясь от своих мыслей. Подумаешь, невидаль – занос на скорости сорок километров в час! А сто сорок не хотите? А на двухстах не пробовали? Адреналин пробовал, и ничего, не помер.
Адреналин снял с руля правую руку, запустил ее под куртку и сквозь тонкую ткань рубашки пощупал на груди свой талисман. Губы его дрогнули в невеселой усмешке. Да, что и говорить, задним умом все крепки. А те, кто заправляет московскими лохотронами, кажется, поняли все намного раньше, чем сам Адреналин. Недаром же они охотятся на него, как на бешеного пса! Чуют, наверное, настоящую опасность и спешат ликвидировать ее в зародыше. Поздно, господа! Теперь разговор у нас с вами пойдет совсем другой. Месячишко передохнете, успокоитесь, у нас тем временем появятся новые люди, и тогда вам крышка. Взять хоть того омоновца, лейтенанта Леху с рынка. Он ведь тоже народ, и если ему глазенки его заплывшие продрать, если вложить в его заросшую мускулами бритую башку настоящую идею, он же все вдребезги разнесет!
Адреналин решил, что так он и поступит: оставит нынешний Клуб Зимину – пускай тешится, пускай хоть членские взносы собирает со своего бомонда, – а сам он уйдет в сторону и на пустом месте создаст новый Клуб, совсем другой, настоящий. Часть нынешних клубменов, наверное, присоединится к нему, и это будет хорошо: когда есть костяк, обрастить его мясом – дело плевое. Хватит, хватит играть в детские игры! Пора браться за дело всерьез, по-настоящему...
Дорога отняла у него сорок минут, хоть и было ее, той дороги, всего ничего. Адреналин загнал машину во двор через то место, где когда-то, наверное, стояли ворота, заглушил движок и вошел в дом.
Потрескавшийся закопченный бок русской печки еще хранил слабое тепло, но в доме стояла адская холодина. Из многочисленных щелей тянуло ледяными сквозняками, на подслеповатых оконцах наросли толстые грязные наледи, и вода в жестяном ведре на лавке промерзла до самого дна, превратившись в сплошной усеченный конус мутного, непрозрачного льда. Адреналин поскреб в затылке и отправился во двор – доламывать остатки гнилого забора.
Забора и так почти не осталось, и Адреналин понял, что до весны на этом топливе он точно не дотянет. Впрочем, ему на это было начхать, поскольку в запасе имелся еще сарай, хлев, лавки, парочка столов и полы в доме – словом, масса ненужных ему вещей, которыми можно было кормить ненасытную русскую печку в течение довольно продолжительного времени.
Он вдруг почувствовал, что смертельно устал от бесконечного холода, печной гари, гнилых обледеневших щепок, от этой унизительной необходимости бегать по нужде в щелястый, покосившийся, вонючий сортир, в котором, кажется, даже холоднее, чем на улице. Скорей бы весна! И чтобы дождь, и первая зелень, и тепло... Весна! Весной все будет по-другому – и погода, и Клуб, и все на свете.
Вскоре в закопченной печной утробе уже потрескивало и шипело ленивое дымное пламя. Полуразвалившаяся, заросшая сажей труба почти не тянула, дым валом валил в дом, разъедая глаза и вызывая мучительный кашель. Открытая настежь форточка не помогала, а открывать дверь Адреналин медлил. Знал, что открыть все равно придется, но медлил, потому что какой же смысл жечь дрова?
Лед в ведре таять не спешил. Адреналин сбегал во двор, набил снегом закопченную кастрюлю с отбитой эмалью и сунул ее в печку, поближе к огню. В печке зашипело, снег сразу пошел оседать, темнеть, таять, и вскоре в кастрюле его не осталось совсем. Теперь кастрюля была примерно на треть наполнена желтоватой водой, в которой плавали черные крупинки сажи. Адреналин прихватил ручку кастрюли тряпкой, чтобы не обжечься, подтащил кастрюлю поближе к себе и бросил в талую воду три горсти макарон. Сыпанул на глаз соли, подумал, добавил еще, понял, что переборщил, накрыл кастрюлю мятой алюминиевой крышкой, затолкал ее поглубже в печку, в самый огонь, и, пригибаясь в дыму, опрометью кинулся на улицу – нюхать кислород.
Кулинаром он был даже худшим, чем автослесарем, но есть-то что-то надо! А что именно есть и в каких количествах, ему, по большому счету, было безразлично.
На улице было холодно и по-прежнему мело, зато воздух был чистый, морозный, сладкий – не то что в городе. Адреналин немного постоял на шатком гнилом крыльце, вдыхая этот воздух, а потом снова закурил – больше по привычке, чем из-за недостатка в организме никотина и смол. Дверь в сени он закрывать не стал, и из нее лениво выползали, растворяясь в ночи, серые клубы дыма. Адреналин знал, что, когда сырые дрова разгорятся по-настоящему и дымоход прогреется, дыма станет меньше. Тогда дверь можно будет закрыть, и температура в доме мало-помалу поднимется до плюсовой – увы, ненадолго. Впрочем, если забраться на лежанку, на печь, до утра дотянуть можно, да и бутылка водочки у него была припасена.
Он докурил сигарету до фильтра, выбросил окурок в сугроб, подумал и закурил еще одну. Время близилось к полуночи, ни одно окошко в деревне не светилось – бабуси ложились рано, экономили электричество. Темные избы угрюмо чернели под низко надвинутыми снеговыми шапками, из сугробов вдоль улицы вкривь и вкось торчали останки развалившихся заборов и сухие стебли прошлогоднего бурьяна. Это был медвежий угол, утонувшая в снегу дыра на карте, и как-то не верилось, что в какой-нибудь полусотне километров от этого места шумит и сверкает огнями огромная Москва.
Выбросив окурок, Адреналин зябко поежился и посмотрел на дверь. Из двери на снег падал желтый прямоугольник тусклого электрического света. Дыма уже не было – ну, почти не было. Пора было идти в дом, тем более что вода в кастрюле, наверное, уже закипела.
Адреналин сделал шаг к двери и уже взялся за ржавую железную ручку, и тут где-то далеко, за снежными покатыми холмами, возник прерывистый поющий звук. Где-то ехала машина, и ехала, пожалуй, не так далеко отсюда, как показалось вначале Адреналину, – метель глотала звуки и скрадывала расстояния, приводя привычную систему мер и весов в полное несоответствие с действительностью.
Адреналин застыл на крыльце, вслушиваясь в звук работающего двигателя. По ночам здесь никто не ездил, да и днем встретить в здешних забытых богом местах машину можно было нечасто. Раз в неделю в Пригорок приезжала автолавка, и это, как правило, было все – если не считать Адреналинова "Запорожца", разумеется. Сюда даже "скорая" не приезжала, поскольку вызвать ее не было никакой возможности, и с хворями своими местные бабуси справлялись сами, как умели. А если кто-то не справлялся – ну, что ж тут попишешь, все там будем...
Словом, машине тут было совершенно нечего делать, да еще на ночь глядя. Адреналин подумал, уж не внучок ли бабы Мани решил вернуться за добавкой, но тут же отказался от этой мысли: что, лучшего времени не нашлось? В такую погоду садиться за руль можно либо сдуру, либо по великой нужде, по делу. А, к черту! Мало ли какие у людей могут быть дела, какие фантазии? Почему, собственно, это должно иметь отношение к нему, Адреналину?
Тут звук двигателя вдруг резко усилился, развалился надвое, над гребнем ближайшего пригорка возникло размытое, подвижное облако электрического сияния, и через мгновение в глаза Адреналину ударил режущий свет фар. Вслед за первой машиной вылетела вторая, и Адреналин понял, что дело пахнет керосином.