– Ты плохо выглядишь, странник, – сказал проповедник. – Я могу помочь тебе.

Глеб посмотрел на хлеб и рыбу, которые держал в руках, снова поднял взгляд на проповедника и хрипло пробормотал:

– Благодарю тебя, отче, но я не болен. Просто устал с дороги… – Он сглотнул слюну и добавил с вымученной улыбкой: – Должен тебе сказать, что я никогда прежде не видел ничего подобного тому, что ты делаешь… А повидал я немало.

Навин улыбнулся.

– Ты не видел и сотой доли того, на что я способен. Говорю это тебе без гордости, сын мой. Просто чтобы ты знал – это лишь малая толика того, что тебе предстоит увидеть. Ты ведь никуда не спешишь?

Глеб покачал головой.

– Нет, отче. И даже больше: я не премину задержаться в твоей общине подольше, если, конечно, ты не прогонишь меня.

Навин чуть склонил голову набок и произнес мягким, доброжелательным голосом:

– Мы рады каждому, кто хочет присоединиться к нашим молитвам и преломить с нами хлеб. Живи здесь столько, сколько пожелаешь, Гавриил.

Глеб совсем забыл, что представился рыбакам этим именем, и, услышав подобное обращение, едва не вздрогнул от неожиданности.

– Благодарю тебя, отче, – пробормотал он.

Навин кивнул и сказал:

– Я хочу поговорить с тобой наедине. Ты не возражаешь?

– Н-нет… – вновь промямлил Глеб. И, спохватившись, добавил твердым голосом: – Конечно, нет.

– Тогда после обеда мы с тобой уединимся в Белой избе и побеседуем. А теперь… – Навин обвел благосклонным взглядом замершую в ожидании его слов паству и улыбнулся: – пора приниматься за трапезу.

3

После обеда рыбак Андрей отвел Глеба в небольшую избу, сооруженную из тесаных бревен, покрашенных белой краской. Изба была небольшая – сени да горница. В горнице Глеб увидел стол, кровать, лавку и небольшую печурку.

Усадив Глеба за стол, Андрей ушел. Однако Первоходу не пришлось долго пребывать в одиночестве. Меньше чем через минуту дверь снова открылась, и в горницу вошел проповедник Навин.

Глеб невольно привстал, но проповедник жестом попросил его не вставать. Подойдя к столу, Навин сел напротив Глеба и посмотрел на него внимательным, добрым взглядом. Потом разомкнул красиво очерченные губы и негромко попросил:

– Матрена, принеси нам чего-нибудь попить.

Дверь приоткрылась, и в горницу заглянула тетка в белом платке.

– Отче, в сенях есть только вода. Хочешь, я пошлю мальчишек на ледник за холодным квасом?

Навин качнул головой.

– Нет. Пусть будет вода.

– Хорошо, отче.

Матрена скрылась, но меньше чем через минуту внесла в горницу деревянный ковш с водой и поставила его на стол.

– Что-нибудь еще, отче?

– Нет, Матрена. Благодарю тебя.

Матрена ушла, и Глеб с Навином остались в горнице одни. Проповедник взглянул на ковш. Вода тихо плеснулась в ковше, отразив свет лучин и жирников.

– Испей воды, добрый гость, – проговорил Навин и пододвинул ковш к Глебу.

Глеб не хотел пить, но из вежливости взял ковш и осторожно поднес его к губам. Вода была не слишком чистая и слегка попахивала водорослями. Однако Глеб смело глотнул из ковша. И вдруг закашлялся и едва не выронил ковш из рук.

Прокашлявшись, он вытер выступившие на глазах слезы и недоверчиво и изумленно понюхал воду в ковше. Сомнений быть не могло – вода каким-то непостижимым образом превратилась в красное вино. Терпкое, с приятной кислинкой.

Первоход поднял глаза на Навина. Тот улыбнулся:

– Понравилось?

Глеб снова поднес ковш к губам и слегка отпил. Вино! Точно вино! Великолепное вино, и никакого запаха водорослей!

– Как? – изумленно спросил Глеб. – Как ты это сделал?

– Как я это сделал? – Навин улыбнулся. – Ты знаешь как. Я просто благословил эту воду.

Некоторое время оба молчали, изучающе разглядывая друг друга, а потом проповедник снова заговорил проникновенным, полным трогательной искренности голосом:

– Я пришел дать людям то, чего им не хватало, Гавриил. Тридцать лет я пребывал в спячке, но два года назад проснулся и понял, кто я такой и в чем заключается мое предназначение. За это я должен благодарить странника-христианина, такого же, как ты, Гавриил. Я открылся ему, рассказал о своих способностях, и он сразу все про меня понял.

– Странник-христианин? – Глеб насторожился (перед глазами у него промелькнул облик охотника Громола, закутанного в плащ). – Отче, этот странник все еще здесь?

Навин покачал головой.

– Нет. Открыв мне мое предназначение, он ушел странствовать дальше.

– Ясно. – Глеб посмотрел на ковш с вином и нахмурился.

«Что же это такое? – с горечью подумал он. – Колдовство? Гипноз?… А что, если этот Навин и в самом деле тот, за кого себя выдает?»

Первоход качнул головой, прогоняя эту навязчивую мысль. От Навина не укрылось это движение.

– Скажи мне, что тебя гнетет, странник? – спросил он. – Что мешает тебе стать свободным?

Глеб помолчал, обдумывая ситуацию, а потом, не в силах больше сдерживаться, признался:

– Когда-то давно я жил… далеко отсюда. Очень далеко. Однажды я отправился в поход и по ошибке… или скорей по глупости… обидел лесную богиню Сорни-Най.

– Богиню? – вскинул брови Навин.

– Ну, то есть… – Глеб замялся под пристальным, прямым взглядом проповедника. – Вернее будет назвать ее демоном.

– Демоны мстительны, – хмуро и задумчиво произнес Навин.

Глеб кивнул.

– Да. И Сорни-Най отомстила мне. Она зашвырнула меня в Хлынское княжество и оставила на моем правом предплечье десять шрамов-зарубок. Чтобы искупить свою вину перед Сорни-Най, я должен был совершить десять подвигов. Только в этом случае я мог рассчитывать на прощение и на возвращение домой.

Навин прищурил чистые, ясные глаза.

– Вот оно что. И сколько зарубок на твоей руке сейчас?

– Четыре, – ответил Глеб. – Их осталось четыре.

Навин некоторое время размышлял, а потом голосом назидательным и участливым проговорил:

– Ты не должен идти на поводу у демонов, брат.

– Но тогда я не смогу вернуться домой, – неуверенно возразил Глеб.

Навин внимательно посмотрел на него и улыбнулся.

– А нужно ли тебе это, Гавриил? В нашем поселке ты сможешь обрести новый дом. Здесь есть все, чего взыскует беспокойная человеческая душа.

Первоход покраснел.

– Навин, я обманул вас… Дело в том, что я не Гавриил.