Брови Бельмеца дрогнули.
– Эх, Первоход… Умеешь же ты торговаться. Ладно, две так две. С кем другим поспорил бы, но с тобой не стану.
Взяв деньги и всучив Глебу перелиц, барышник глянул вокруг здоровым глазом и сипло проговорил:
– В Гиблом месте нынче неспокойно. Лес возмущается, земля гнилыми болотами дышит. Будто человек больной. Темные твари людей совсем бояться перестали. Столько злобы накопилось… Мнится мне, Первоход, что скоро вся нечисть из чащобы в села побежит.
– Разберемся, – привычно проговорил Глеб.
Бельмец ухмыльнулся:
– Знаю я, как ты разбираешься. Начнешь секирой махать, а потом дрова некуда складывать.
Глеб сунул перелиц в карман и повернулся, чтоб идти, но остановился на секунду и сказал:
– Братьям Барсукам передай, чтоб за языками своими погаными следили. А то при встрече вырву.
– Передам, – кивнул Бельмец.
Глеб зашагал к подводе. Бельмец, посмотрев ему вслед долгим взглядом, усмехнулся и задумчиво пробормотал:
– Широко шагаешь, Первоход. Гляди – не споткнися.
1
– Был у меня один случай, – заговорил Хомыч, трясясь в подводе. – Бродил я тогда по киммерийской земле. А там народ дикий и лютый, совсем не то, что тут. И был там один силач… уж не упомню имени… Так вот, как-то раз схлестнулся тот силач с колдуньей киммерийской. Много шуму и треску было. И что ж ты думаешь? Победила его колдунья! Брызнула на разъяренного силача отваром из травок, и стал он нежным и послушным, аки ягненок. После боя она его веревочкой повязала и к себе в пещеру увела.
– Зачем? – не понял Лагин.
Хомыч хихикнул:
– Известно, зачем. Нешто хорошо, когда такой мужчина без дела прокисает.
– Ну, и к чему ты это рассказал? – поинтересовался Глеб, прищуривая глаз.
– А к тому, Глеб, что любую силу хитростью да терпеливостью одолеть можно. Хитрость – она ведь как прутик ивовый. С виду вельми тонка, но под напором не ломается, а токмо гнется.
На эту банальную мудрость Глеб ничего не ответил.
– И часто у вас тут оборотни на вооруженных ратников бросаются? – поинтересовался Лагин.
Глеб покачал головой:
– Нет.
– Стало быть, необычно это?
– Необычно, – согласился Глеб.
Лагин помолчал несколько секунд, а затем вдруг проговорил дрогнувшим от волнения голосом:
– А что, если этого оборотня брат мой позвал?
Глеб откинул со лба темную прядку волос и пристально взглянул на ученого мужа.
– Ты это серьезно?
– Ты ведь слышал голос. А что, если оборотень тоже его слышал? – продолжил развивать свою мысль ученый. – Да так, что устоять не смог и на зов сей чрез всю чащобу пришел?
Глеб покосился на ученого с сомнением.
– И зачем ему это?
– Не ведаю. Может, спасти хотел. А может, еще что.
Несколько секунд Глеб обдумывал слова ученого мужа, затем вздохнул и сказал:
– Сочиняешь ты много, Лагин. Никогда не бывало, чтобы оборотень на помощь мертвецу бросился.
– Так ведь это не просто мертвец, это нетленный.
На это Глеб ничего не сказал. Зато сказал Лагин, вернее, спросил:
– Ты из каких земель сюда пришел, Первоход?
– Из далеких, – ответил Глеб угрюмо.
– А точнее?
– Из Российской Федерации.
Лагин задумался и покачал головой:
– Не слыхал.
– И часто у вас оттуда люди уходят? – поинтересовался бродяга Хомыч.
– Случается, что уходят.
– А откуда узнают, куда идти?
Глеб усмехнулся:
– Ну, с этим у нас легко. Стоит у нас на площади огромный железный человек и рукою вдаль показывает. Если туда пойдешь, то к лучшей жизни придешь.
– И что же, его все слушаются? – не поверил Хомыч.
– Не все, но многие.
– Чудно?, – покачал головой бродяга. – А чем вы этого железного человека кормите?
– Раньше кормили людьми. А теперь, думаю, голодный стоит. Хотя как знать. Может, уже и не голодный. Давно я дома не был.
Хомыч замолчал, погрузившись в раздумья, а Лагин глянул на Глеба сквозь свои прозрачные кружочки и спросил:
– Чем же у вас там люди живут, Глеб? На что годы жизни тратят?
– На что? – Глеб пожал плечами. – Да как везде. Едят, пьют… А когда не пьют, то деньги делают.
– Из чего?
– Из воздуха. Ты ведь алхимик, знаешь, как.
– Легкие, должно быть, деньги, – заметил Лагин. – И на что они их тратят?
– Да все на то же. Едят, пьют.
– А когда не пьют да не едят, то что делают?
– Что делают? Да ничего не делают. Телевизор смотрят.
– А это что?
– Телевизор? – Глеб улыбнулся. – Сложно объяснить. Скажем так: это такое окно, в которое за другими людьми подглядывать можно.
Лагин слегка оживился.
– Ну, а те, которые в телевизоре, – они-то чем занимаются?
– Тем же. Едят, пьют, лакомые куски друг у друга отбирают.
Лагин снова приуныл.
– И не скушно им?
– Скушно, – признал Глеб.
– А почему не перестанут?
– Страшно.
– Чего страшно? – не понял ученый муж.
– Всего. Непонятного вокруг много. Пока ешь да пьешь – не видишь. А чуть остановишься да по сторонам посмотришь – считай, беда.
Ученый муж вздохнул:
– Н-да… Везде одинаков человек. Но в иных местах это особенно заметно. Странное место наш мир.
– Зато приятное, – возразил ему Хомыч, почесывая палочкой спину. – Нужно поменьше думать. Не умные и сильные правят миром, а лукавые. Лукавство – вот настоящая мудрость.
Лагин хмыкнул.
– Тьфу на тебя, болтун, – неожиданно сердито сказал он. – Лукавство ведет к греху. А Бог любит простодушных. Ибо сказано в Евангелии: блаженны нищие духом, ибо их есть царствие Божие.
– Простодушных твоих не только бог, их и жулики любят, – с едкой усмешкой парировал Хомыч. Он глянул вперед и ткнул пальцем в виднеющиеся вдалеке дома: – Вон он, Хлынь-град. Еще до рассвета там будем.
2
– В Хлынском княжестве сейчас неспокойно, – сказал Хомыч, поглядывая на темные дома и пустые ночные улицы Хлынь-града. – Голядьский князь Орлик к самым границам подступает. Хлынские полки не сегодня завтра навстречу ему двинутся. Князь Егра указ издал: кто будет ратникам мешать да охоронцам княжьим перечить – смерть примет. Так ты, Первоход, поосторожней с ними-то.