– Это Первоход?
Атаман кивнул:
– Да, княже. Он самый.
– А что у него с лицом?
Самоха тонко улыбнулся.
– Княже, ты ведь сам велел, чтобы казнь была лютая.
Егра снова взглянул на разбитое лицо ходока и нахмурился.
– Говорили мне, Самоха, что ты лютый зверь, – медленно произнес он, – а я не верил. Теперь вижу: не врали люди.
– Кому лютый зверь, а кому – верный пес. За тебя, княже, и в огонь, и в воду полезу. Сам ведь знаешь.
– Знаю. – Егра оглядел медленным взглядом все тело ходока, снова взглянул на лицо и сказал: – Все ж таки зря ты ему лицо разбил.
– Почему? – вскинул брови Самоха.
– Хотел я его княгине показать. Этот червь ей много крови попортил. Думал, пускай посмотрит, порадуется. А теперь как я ей ходока покажу?
– А ты прикажи накинуть ему на лицо платок, – посоветовал Самоха. – В таком виде и покажи. А спросит – ответишь, что головой в костер упал. Опосля такого рассказу княгиня и сама смотреть не захочет.
Князь вздохнул и отвернулся от тела.
– Ладно, – сказал он. – Сделал доброе дело, получай награду. Велигор!
Советник Велигор, тощий, как палка, вывернул из-за княжьего плеча.
– Я здесь, пресветлый княже!
– Дай кошель.
Велигор поспешно вынул из специального широкого кармана кожаный кошель и вручил его князю. Егра толстыми пальцами вынул из кошеля несколько золотых монет и положил их на широкую мозолистую ладонь Самохи:
– Держи.
– Благодарю тебя, князь! Да воздадут тебе боги за твою щедрость сторицей!
Атаман убрал золото в карман кафтана.
– Как там на границе? – спросил его князь. – Все ли спокойно?
– Все спокойно, пресветлый, – ответил Самоха.
– Гляди, надеюсь на тебя. Скоро пойду войной на Голядь. Будешь прикрывать мой зад. Плохо прикроешь – взыщу. А хорошо – награжу. Чтобы мне ни одно нечистое рыло из Гиблого места не вылезло! Понял али нет?
– Понял, пресветлый княже! – с готовностью ответил Самоха и склонил голову в поклоне.
Князь отвернулся от него и обратился к советнику:
– Велигор, что там лесорубы?
– Работы движутся, княже, – поспешно доложил тощий Велигор. – Только не все рубщики ночь пережили.
– Что так?
– Десятерых растерзали твари. Трое потонули в болоте. Двоих сожрали голодные прогалины. Одного закрутил вертун. А семеро просто сгинули.
– Как сгинули? Куда?
– Неведомо куда, княже. Были, а потом исчезли.
По лицу Егры пробежала тень.
– Недовольных много? – спросил он.
Велигор нахмурился и сказал:
– Голоштанники ропщут. Говорят, князь людей нарочно в Гиблое место загоняет, чтобы от нелюди даровым мясом откупиться.
Егра поморщился:
– Глупцы. Только о шкуре своей думать могут. Работы не прекращать! Беспорядков не допускать! Недовольных – резать и вешать. Тех, кто работает споро и хорошо, одаривать медью.
– Сколько давать? – деловито осведомился Велигор.
– Сам придумай. Опосля отчитаешься.
– Все сделаю, как велел, князь, – ответил Велигор.
Егра присел на край резного дубового трона, поднял руки к лысой голове и с усилием потер пальцами виски. Мучительно поморщился и убрал руки от висков.
– Пойду почивать, – сказал он, не глядя на Велигора. – К обеденной трапезе разбудишь и расскажешь, как продвигаются дела. – Он повернулся к Самохе и глянул на него из-под нахмуренных бровей: – А ты учини хорошую облаву на нечисть. Только трупы нечисти Баве не продавай.
– Куды ж их девать? – удивился атаман.
– Сюда привезешь. На подводах. Выставлю на площади и покажу людям. Пусть знают, как я о них пекусь. Все, ступайте оба прочь!
10
Самоха прошел по коридору, но не вышел из палат, а свернул вправо, на женскую половину. Услышав приближающихся сенных девок, он спрятался за высоченный комод и переждал, пока они пройдут мимо.
Затем выпрямился и быстро зашагал дале. Из-за угла вышел ратник. Увидел Самоху и поднял перед собой бердыш. Однако, разглядев атамана получше, ухмыльнулся, опустил бердыш, развернулся и пошел прочь, будто ничего не видел.
Самоха усмехнулся. Свои люди у него теперь были везде. Иного купил деньгами, другого – угрозами, третьего – щедрыми посулами. Все продавалось в этом мире, и любая дверь открывалась. Нужно только знать подход.
Атаман зашагал дальше. Вот и горница княгини Натальи. Должно быть, княгиня еще почивает. Час для нее ранний. А может, уже встала. Сидит сейчас, небось, у серебряного зерцала и волосы свои длинные и густые гребнем расчесывает.
Самоха представил себе тонкую фигуру княгини с высокой грудью, лебединой шеей и крепкими бедрами – представил и облизнул губы широким языком. В паху стало жарко от вожделения.
Самоха приник ухом к двери, затем вынул из кармана железную закорючку, сунул в замочную скважину и тихонько пошерудил. Замок сухо щелкнул, и дверь поддалась.
Княгиня Наталья, как и предполагал Самоха, сидела у зерцала с гребнем в руке. Услышав открывшуюся дверь, она повернула голову и взглянула внимательно, но без всякого страха.
Смела была Наталья, ох, смела! Через эту безоглядную смелость все у них и вышло. Отомстить, видать, хотела князю за что-то, вот губы под поцелуй и подставила.
Самоха, глядя на княгиню, усмехнулся – сладок был тот поцелуй, слаще самого сладкого меду. Помнит ли о нем Наталья?
– Здравствуй, княгиня, – тихо поприветствовал атаман и прикрыл за собой дверь.
– Здравствуй, разбойник, – холодно откликнулась Наталья. – Кто тебя сюда впустил?
– Ты меня знаешь, княгиня, я ведь разрешения не спрашиваю. Куда пожелаю, туда иду.
Княгиня, даже не убранная в богатые платья, была хороша. Самоха не выдержал, подбежал к ней и хотел поцеловать. Но княгиня вскочила на ноги и выставила перед собой гребень, как меч.
– Не смей! – резко и холодно проронила она. – Прочь отсюда!
Атаман оторопел.
– Пошто прогоняешь? – обиженно спросил он. – Ведь хорошо нам было вместе. Скажешь, нет?
Щеки княгини Натальи побелели.
– Выбрось из головы! – яростно заявила она. – А напомнишь, скажу князю, что ты меня снасильничать хотел.
Несколько секунд атаман стоял ошеломленный. Какова подлость! Каково двуличие! Ах ты, подколодная змея!
– Вот, значит, как. – Атаман прищурил недобрые глаза. – Гонишь прочь, как шелудивого пса?