Слова Раха заставили Видбора задуматься. Почетная отставка в звании воеводы не принесла Видбору богатства. Четверть века провел он в походах и сражениях и теперь, на склоне лет, остался без гроша в кармане.

– Не знаю, парень, не знаю, – задумчиво пробасил он. – Если я отправлюсь в Гиблое место, я пойду быстро, и обуза мне не нужна.

– Обуза? – Рах прищурил холодные глаза. – Я ведь не баба, не дите и не старик. А рука моя так же тверда, как твоя. Если случится сражаться с тварями, я не отступлю. Уж ты мне поверь, воевода.

Отчего-то в устах Раха слово «воевода» прозвучало не так приятно, как Видбору хотелось бы. И даже наоборот. Видбор поморщился и сказал:

– Прошу, не называй меня воеводой.

– Как же мне тебя звать? – поинтересовался Рах.

– Видбор. Просто Видбор.

– Хорошо. – Рыжий охоронец помолчал несколько секунд, затем вновь покосился на воеводу и тихо спросил: – Так как, Видбор? Ты согласен взять меня в Гиблое место?

– Да, – выдохнул Видбор и протянул руку за кувшином с водкой.

– Отлично, – негромко заявил Рах, лукаво поблескивая глазами. – Я всегда знал, что любовь и деньги – лучший стимул для человека.

2

Крев плохо помнил, что с ним произошло. В голове, подобно двум расплывчатым пятнам, светились два образа – рыжеволосый мужчина и темноволосый, бледный мальчик. Образ рыжеволосого мужчины вызывал ненависть и ярость. Когда он пытался думать об этом мужчине, в голове вспыхивало – «Рах!», и по коже пробегал холодный, неприятный озноб.

Крев яростно тряхнул головой. Мысли его были обрывочны и путаны, они все время ускользали от него, словно он рылся в коробке с разноцветными обрывками нитей.

И тогда он чувствовал страшную тоску, такую страшную, что хотелось задрать голову к потолку и завыть по-волчьи. Но в последний момент он сдерживал себя. Что-то подсказывало Креву, что враги, окружавшие его, должны знать о нем как можно меньше.

И тогда он сжимал зубы и прикрывал глаза, пытаясь ни о чем не думать и успокоить бьющееся в бешеном ритме сердце.

Когда один из врагов приблизился к клетке и приподнял край ткани, Крев знал, что должен вести себя спокойно и тихо, но не смог сдержать обуявшей его вдруг ярости и отхватил врагу пальцы.

Крев чувствовал голод, страшный голод. И когда врага швырнули ему в клетку, он набросился на него и принялся пожирать теплую, живую еще плоть, перемалывая ее зубами и глотая вместе с раздробленными костями.

Труп врага не утолил его голода. Чем дольше Крев находился во тьме, тем больше ярости копилось в его душе, тем ярче становились образы Раха и мальчика и тем больше ненависти он испытывал к ним обоим. Ярость и ненависть все росли и наконец заполнили всю его душу, будто огромный черный ком.

Крев представил, как разорвет на части Раха своими острыми, черными когтями, представил, как сомкнет сверкающие клыки на нежном горле мальчишки – представил и захохотал от восторга.

Он услышал, как в паре метров от клетки один охоронец спросил другого:

– Ты слышал? Что это было?

– Похоже, чудовище смеется, – ответил ему другой охоронец.

– Ну и смех. У меня прямо мороз по коже.

– У меня тоже.

Крев притих и навострил уши. Охоронцы долго молчали, потом один из них сказал:

– Крысун выставил против чудовища шесть оборотней. Как думаешь, они его порвут?

– Не знаю. Но я бы поставил на чудовище.

– Я тоже. Страшнее твари я в жизни не встречал. Ты видел, что этот урод сделала с Ивачем?

– Да. Но лучше нам об этом не говорить.

– Да, ты прав.

И оба замолчали.

Голод все нарастал. Чтобы хоть как-то заглушить его, Крев впал в дрему. Он не знал, сколько длилась эта дрема, но когда в подземелье вновь зазвучали людские голоса, Крев вскинул голову и прислушался.

– Пора выпускать тварь на помост! – громко сказал кто-то.

– И как мы это сделаем? – поинтересовался другой.

– Нас здесь семеро, и все мы вооружены. А тварь закована в цепи. Чего нам бояться?

– Тогда ты и открывай, раз такой смелый. А я покамест постою в сторонке.

Послышалась тяжелая поступь начальника охоронцев Избора. Крев ни разу его не видел, но знал, как он выглядит. Его образ создавался из запахов – кожи, волос, одежды, шелома. Эти запахи, подобно карандашным линиям, нарисовали в воображении Крева лицо и фигуру Избора. Увидев начальника охоронцев глазами, Крев удивился бы, насколько точно запахи передали его внешность, и понял бы, что глаза ему теперь не нужны, ибо обоняние взяло их работу на себя.

– Отпереть дверь! – приказал Избор.

Громыхнули замки, и дверь клетки распахнулась. Держа наготове мечи, два самых крепких и угрюмых охоронца сняли с железных придверных крюков цепи и раздали их оплетенные кожей концы своим товарищам.

Крев неподвижно стоял спиной к открывшемуся проходу. Передние охранники разошлись в стороны, пропуская остальных.

– Вытаскивайте тварь наружу! – гаркнул Избор.

Охоронцы крепче обхватили цепи и потянули, выволакивая упирающуюся гадину из клетки.

– Никогда не видел такой черной шкуры, – сказал один из охоронцев. – Будто кусок черной ночи. И воняет, как ночь в гиблом лесу.

– Да будет тебе стращать, – бодро проговорил другой, однако и его голос дрогнул, когда чудовище повернуло к нему голову.

Заметив, что охоронцы оробели, начальник Избор нахмурился и сердито приказал:

– Кончай треп! Натягивайте цепи!

Охоронцы натянули цепи, опутывающие чудовище. Внутри этих сверкающих, гремящих цепей тварь казалась огромным черным пауком, засевшим в центре паутины и выжидающим момента, чтобы броситься на жертву, вцепиться в ее плоть зубами и высосать из нее всю кровь.

Охоронцы, несмотря на страх, охвативший каждого из них при виде чудовища, двигались четко и слаженно, как единый, хорошо отрегулированный механизм. Им было не впервой тащить темную тварь на помост. И все было бы хорошо, но один из охоронцев споткнулся и выпустил из рук цепь. Равновесие нарушилось, и прочие цепи слегка ослабли. Черная тварь стремительно развернулась и резко дернула черными лапами. Охоронцы попадали на пол, как игрушечные солдатики, туда же рухнули и обломанные звенья железных цепей.

Два угрюмых охоронца бросились на чудовище с мечами, но тварь с быстротою молнии ринулась им навстречу. Первый охоронец упал на землю и заелозил по земле ногами. Верхняя часть его черепа была срезана, словно бритвой, и над удивленно вытаращенными глазами нависали окровавленные ошметки мозгов.

Второй охоронец замахнулся мечом, но ударить не успел – тварь молниеносно вспорола ему когтями живот и вырвала кишки.