Саморад пожевал губами усы, стрельнул глазами на ратника и ответил:
– Ну бывал. А что?
– И как давно?
– Несколько дней тому. А ты почему спрашиваешь?
Ратник сунул руку в карман и что-то вытащил. Показал это Самораду.
– Есть ли у тебя такая? – спросил он, пристально глядя купцу в глаза.
Прошка плотно приник к щели, но не смог разглядеть, что за вещицу держит на ладони ратник. Саморад же смотрел на вещицу с удивлением, если не с испугом. Потом поднял взгляд на ратника, облизнул губы и спросил:
– Где ты это взял?
– В Повалихе, – ответил ратник. – Так есть у тебя такая вещь?
Купец Саморад, ни слова не говоря, сунул руку в карман своего богатого одеяния, достал из него что-то и показал ратнику. И вновь вещица была так мала, что Прошка не смог ее толком разглядеть.
– Ну, дела! – выдохнул Саморад с растерянной улыбкой. – А я-то думал, я один такой!
Тощий богач, до сих пор сидевший молча, пошевелился на своей лавке и произнес недовольно и сипло:
– Что все это значит? Объяснит мне кто-нибудь или нет?
Дородный Саморад взглянул на него и терпеливо пояснил:
– Эту вещь я привез из Повалихи. По улицам ходили скоморохи, я остановился, чтобы послушать их байки. Помню, сильно они меня рассмешили своими выкрутасами. После я их щедро одарил, а они взамен дали мне эту вещь. Сказали – амулет на счастье. Я про счастье не поверил, но вещицу сберег. Уж больно приятно и гладко лежит она в руке. Так гладко, что, раз взяв, обратно уже не отдашь.
Купец Саморад замолчал и перевел взгляд на ратника.
– Стало быть, эти вещицы творят чудеса?
– Стало быть, так, – кивнул тот.
– Но наши с тобой волосы… Это ведь худо, что они опали?
Ратник нахмурился и серьезно проговорил:
– Думаю, волосы – малая плата за то, что способны сотворить скоморошьи вещицы.
Он хотел что-то добавить, но тут тощий богач закашлялся, потом сунул пальцы себе в рот, поковырял там и вдруг вынул наружу большой желтый зуб.
– Что скажешь, Бун? – дрожащим голосом спросил он у ратника. – Теперь я тоже расплачиваюсь за твое чудо?
Несколько секунд ратник Бун и купец Саморад молчали, глядя на зуб, потом Саморад в недоумении повел круглыми плечами и сказал:
– Сдается мне, охоронец, что мы с тобой привезли из Повалихи болезнь.
– Нет, – уверенно заявил ратник. – Это не болезнь. Вещицы, что мы привезли из Повалихи, творят чудеса. Крысун Скоробогат лежал на полу с расплющенной головой. Я искренне пожелал, чтоб он вернулся из царства Нави. И он вернулся. Сперва я изумился, а после… После я все понял. Желая оживить хозяина, я держал руку в кармане, и пальцы мои трогали скоморошью вещицу.
Несколько секунд все трое молчали, хмуря брови и морща лбы. Потом купец Саморад спросил:
– Что ж будет дальше, Бун?
– В Повалихе много таких, как мы, – ответил ему охоронец. – Мы должны…
Прошка переступил затекшими ногами, и вдруг под подошвой у него что-то хрустнуло. Хрустнуло тихо, так, что и за пять шагов не расслышишь, однако ратник замолчал и резко повернул голову к стене. А за ним и оба купца – тощий и толстый – уставились на стену.
Прошка отпрянул от щели. Пора было уносить из блажного дома ноги.
Проходя мимо зала, где работали голые лесные девки, Прошка не удержался и вновь прильнул к щели. Поглазел несколько секунд, стараясь покрепче запомнить, и уже хотел отпрянуть, как вдруг на плечо ему легла чья-то тяжелая рука, а грубый голос вопросил:
– А ты еще кто такой?
– Я?.. – Прошка повернул голову и испуганно взглянул на огромного мужика в броне. – Я, дяденька, просто прохожий человек. Дверью ошибся.
– Дверью, говоришь, ошибся?
Прошка кивнул:
– Угу. Я, дяденька, пойду. Мне домой надо.
– Домой, говоришь, надо?
– Да.
Громила усмехнулся в бороду и ласково произнес:
– А я так разумею, что не пойдешь ты домой, парень.
– Дяденька, – загнусавил Прошка жалостливо. – Отпустите. Я ничего никому не скажу.
– Не скажешь, говоришь? А про что не скажешь?
– Про девок голых. И про то, что они бурую пыль мукой разбавляют. Мне до того дела нет.
Громила прищурился:
– Так ты, стало быть, видал, как девки муку к бурой пыли подсыпают?
Прошка понял, что сплоховал, и поспешно мотнул головой:
– Нет, дяденька, не видел.
– Ну так я тебе покажу.
Детина схватил Прошку за ухо и потащил по коридору. Прошка закричал и попытался вырваться, но пальцы у детины были железные.
– Идем, идем, – приговаривал он. – Я тебе покажу, как подглядывать да наушничать.
Прошка дергался, плакал, умолял, но ничего не помогало. И тогда Прошка извернулся и что было сил треснул детину кулаком по уху. Детина разжал пальцы, покачнулся и попытался снова схватить воренка, но лишь ковырнул руками воздух.
А Прошка уже стремглав несся по коридору. Как взлетел по лесенке, сам не помнил. Из-за угла выскочил долговязый, худой охоронец. Прошка подпрыгнул и что есть мочи пнул его ногою в грудь. Охоронец шатнулся в сторону, ударился спиной о стену и громко хекнул.
Прошка, не чуя под собой ног от ужаса, побежал дальше. У самой двери дорогу преградил еще один охоронец. Растопырил ручищи и пошел на Прошку. Охоронец был толст и хоть и немолод, но нежен и безволос лицом. Рубаха топорщилась на по-бабьи толстых и отвислых грудях.
– Куда собрался, малец?! – проревел он.
Деваться Прошке было некуда, и, сам плохо соображая, что делает, он со всего плеча ударил охоронца в душу. Охоронец подавился, попятился. Прошка еще раз двинул его костлявым кулаком по зубам – для надежности – и что есть духу понесся к узкому окну.
У окна стояло ведро с водой. Прошка подхватил его на ходу и вылил себе на голову. В окно нырнул щучкой. Был бы сухой, ни за что бы не пролез, а так ничего – выскользнул.
Упав на землю, воренок быстро поднялся на ноги и хотел бежать дальше, но чьи-то цепкие пальцы ухватили его за мокрую рубаху. Прошка вертанулся вправо, влево – но еще несколько сильных рук схватили его за плечи и шею.
– Попался, гаденыш!
Прошка из последних сил рванул по улице, но кто-то двинул его кулаком в скулу. Воренок рухнул на землю, хотел подняться, не смог, и тут его принялись пинать. Прошка хотел поднять голову, но тут сапог изверга ударил его в лоб – из глаз воренка посыпались искры, а затем их затянуло пеленой, и он потерял сознание.