«Боже, да это ведьмы!» – подумал вдруг Глеб.
Они обливали его водой, снова бормотали заклинания и снова мазали его травяными мазями. Голые тела сестер блестели от влаги и пота. Их лоснящиеся, по-девичьи крепкие груди с острыми сосками подрагивали возле его лица.
– Одион! Двойчан! Черичан! – крикнула Рожена, бросила в ковш с водой щепоть сухой травы, потом подхватила ковш и выплеснула воду на каменку.
Облако горячего пара поднялось от печи, окутало Глеба, обожгло ему кожу, проникло в каждую пору его разомлевшего тела.
Когда жар стал нестерпимым, Глеб окончательно потерял сознание.
Очнулся он в теплой, чистой горнице. На столе теплилась свеча. Толмач Рамон сидел в кресле, накрытом для мягкости старым кафтаном, и читал книгу.
Глеб привстал и оперся на локоть. В глазах у него тут же замелькало, а голова налилась тяжестью и снова устремилась к подушке, но Глеб стиснул зубы и не поддался слабости. Постепенно зрение его прояснилось, а ухающий колокол в голове поутих.
– Рамон, – тихо позвал Глеб.
Толмач поднял взгляд от книги и повернул к нему по-девичьи красивое смуглое лицо.
– Ты очнулся?
– Кажется… да.
Глеб, опираясь о тюфяк ладонями, сел на кровати. Осторожно повертел головой. Потом взглянул на свои руки и пошевелил для проверки ногами.
– Я цел?
– Теперь да, – с улыбкой ответил Рамон.
Глеб облегченно вздохнул, посмотрел на толмача хмурым взглядом и спросил:
– Что это было?
– Где?
– Там. В бане.
– Сестры Божена и Рожена изгоняли из тебя злых духов, – объяснил Рамон. – Я не был там и не знаю, каким образом они это делали.
– И как? – с трудом ворочая языком, спросил Глеб.
– Что как?
– Им удалось изгнать из меня злых духов?
Рамон снова улыбнулся:
– Ты жив. Значит, удалось.
Глеб повернулся влево и вправо, поморщился от боли.
– Я сильно болел, верно?
– Верно, – кивнул Рамон. – Когда мы с Хлопушей привезли тебя сюда, ты был при смерти. Слава Хорсу, твой череп оказался целым.
Глеб поднял руку и провел ладонью по голове. В двух местах из-под волос топорщились внушительные шишки. Еще в одном месте кожа была рассечена, но аккуратно зашита. По всей вероятности, шов накладывала Божена. У этой девчонки просто золотые руки.
Теперь, когда Глеб убедился, что все части тела у него на месте и все вроде бы работают, он озаботился другим. Его тревожило, что он ничего не может вспомнить. Между тем моментом, когда он стоял на плацу и напутствовал своих стрельцов, и тем моментом, когда он очнулся на полу темницы перед тарелкой с помоями, зияла огромная дыра. И как ни пытался Глеб заполнить эту дыру – ему это не удавалось.
Толмач вгляделся в растерянное лицо Глеба и осторожно спросил:
– Что ты помнишь, Первоход?
Глеб нахмурился и с усилием потер пальцами лоб.
– Помню, как темные твари напали на город. И как я послал в Повалиху убойный отряд.
– А потом? Ты помнишь, что было потом?
Глеб снова попытался напрячь память. В голове у него вновь заухал колокол, а к горлу подкатила тошнота.
– Все как в тумане, – с трудом ответил Глеб, прикрывая глаза. – Расскажи мне, Рамон… Расскажи про все, что было после нападения темных тварей.
– Ты послал в Повалиху отряд стрельцов, – тем же осторожным, мягким голосом начал Рамон. – Но назад отряд не вернулся.
– Не вернулся?
Рамон качнул головой:
– Нет. Вернулся один только отрок, которого ты приставил к отряду вестовым. Он рассказал, что на стрельцов напали в лесу. Версты за две от Повалихи.
– Лысые твари?
– Да. Они набросились внезапно, сразу со всех сторон. Ратники открыли стрельбу, но кровожадных лысунов оказалось слишком много. Они перебили всех стрельцов, Первоход. Всех до единого.
Глеб хрипло вздохнул и открыл глаза. Затем с силой потер пальцами виски, снова посмотрел на Рамона и спросил:
– Как я оказался в темнице?
– Когда пришла весть о гибели стрельцов, бояре подняли мятеж. Добровол и его приспешники схватили княгиню Наталью и, угрожая ей расправой, принудили тебя сдаться. Когда ты опустил ольстру, тебя схватили и стали избивать. После, когда ты уже не мог двигаться от побоев, тебя связали и бросили в темницу. Там тебя каждый день опаивали настоем сонного гриба, поэтому разум твой помутился и ты ничего не можешь вспомнить.
Глеб облизнул сухие губы сухим языком и едва слышно спросил:
– Княгиня Наталья жива?
– Да, – кивнул Рамон. – Она в княжьем тереме.
– Пленница?
– Точно не знаю.
Глеб снова потер пальцами виски.
– Сколько я просидел в узилище? – угрюмо спросил он.
– Почти седмицу.
– Почти седмицу… – глухо повторил Глеб. – И как же мне удалось сбежать?
– Какой-то паренек на Торжке всучил мне кусок бересты. На нем было написано, чтобы мы с Хлопушей наняли возок и ждали тебя в рощице неподалеку от темницы.
– Выходит, мне кто-то помог?
– Выходит, так. Думаю, кто-то подменил зелье, которым тебя опаивали. Поэтому ты и пробудился.
Глеб задумчиво нахмурился. Теперь, после рассказа Рамона, он стал кое-что припоминать. В памяти у него замаячил боярин Добровол. А рядом с ним…
Брови Глеба дрогнули, и он провел ладонью по лицу.
– У Добровола были помощники, не так ли? – осторожно спросил он.
– Так, – кивнул Рамон.
– И эти помощники… – Глеб осекся, снова провел пятерней по лицу и с досадой проговорил: – Черт! Должно быть, я все еще не в себе. Мне вдруг померещилось, что я видел рядом с Доброволом лысых тварей.
– Так и есть, – с готовностью подтвердил Рамон. – Боярин Добровол вступил с темными тварями в сговор. Они тут всем заправляют вдвоем: он и чудовище, которое называет себя Крысуном Скоробогатом. – Толмач перекрестился и добавил: – Хозяин Порочного града – больше не человек.
– Он и будучи человеком мало чем отличался от твари, – угрюмо произнес Глеб.
Он протянул руку к своей куртке, которая лежала на лавке, нащупал в кармане берестяную коробку с сигаретами и достал ее. Прикурил неторопливо от бензиновой зажигалки, пыхнул дымом, после чего загнал сигарету в угол хмурого рта и сказал:
– Но какого черта они вместе? Как могли они сговориться?
– Они раздают горожанам «дары», – ответил Рамон.