Хлопуша нахмурился, но спорить не стал. Лесана подняла руку и несколько раз стукнула кулаком в дверь. Подождала чуток, а потом стукнула опять.
За дверью зашаркали шаги, а вслед затем скрипучий старческий голос спросил:
– Кто там?
– Мы странники, – ответила Лесана. – Сбились потемну с большака и заблудились в лесу. Шли долго, уже отчаялись выбраться, но вдруг увидели вашу деревню. Пустите на постой?
Повисла пауза, а затем старческий голос недоверчиво уточнил:
– Говоришь, сбились с большака?
– Да.
– До него отсюда пятнадцать верст, коли идти по прямой. Как же вы дошли?
– Сами не знаем. Однако дошли. Отоприте дверь да поглядите. Если придемся не по нраву, попросимся в другую избу.
– В другую, – проворчали из-за двери. – Другие-то вас так и ждут. Ладно. Отойдите подальше.
Лесана и Хлопуша отошли от двери на пару шагов. Дверь приоткрылась, и в щель высунулась морщинистая рука со смоляным факелком. В лица Хлопуше и Лесане пахнуло рыбной вонью и кислым, тяжелым запахом, похожим на смрад, который стоит в кожевенных мастерских. А затем Хлопуша и Лесана увидели саму старуху. Платье на ней было темное, голову – до самых бровей – покрывал такой же темный платок. Лицо у старухи было худое и морщинистое, а кожа – бледная и сухая.
Прищурившись на странников, она резко и хрипло вопросила:
– Говорите, двое вас?
– Да, бабушка, двое, – ответила Лесана.
Старуха скользнула взглядом по ее лицу, потом уставилась на Хлопушу. Тот добродушно и приятно улыбнулся, пытаясь с ходу завоевать симпатию старушки. Однако фокус не сработал.
– Двое, – повторила старуха недовольным голосом. – И больше нету?
– Нету, – заверила ее Лесана.
«До чего противная старушенция, – подумал Хлопуша. – Жаль, что дверь открыл не мужик. С ним бы я живо столковался».
– Здоров твой спутник-то, – сказала старуха, неприязненно глядя на Хлопушу. – Как лось-двухлетка. А у меня избушка тесная. Ступайте в лес и ночуйте там. Здесь вам не место.
Старуха хотела закрыть дверь, но Лесана заговорила снова:
– Не прогоняй нас, бабушка. В лесу мы слышали волчий вой.
Лесана хотела еще что-то сказать, но Хлопуше надоело топтаться и мерзнуть позади, он отодвинул с дороги Лесану, шагнул вперед и пробасил:
– Не переживай, бабуся, лягу под стол – и не заметишь!
При виде наступающего гиганта бабка нахмурилась и попыталась поспешно закрыть дверь, но не тут-то было – Хлопуша ринулся вперед и сунул в щель свою огромную ногу.
– Не так шибко, бабуся! – рявкнул он. И тут же легонько надавил на дверь плечом.
Старуха попятилась от двери, и странники вошли в сени, сперва Хлопуша, а за ним Лесана. Старуха стояла в двух шагах от двери с факелком в руке и тревожно смотрела на незваных гостей.
– Что ж… – сердито проговорила она. – Не хотела я вас пускать, но коли сами вошли…
Она посторонилась, пропуская странников в дом, затем подошла, прихрамывая, к двери и задвинула засов.
Обстановка в избе была небогатая. Посреди горницы стоял стол, а слева и справа от него – две лавки, одна расписная, другая – простая.
– Садитесь на расписную, поближе к печи, – пригласила старушка.
– Так она ведь не горит, – нахмурившись, проговорил Хлопуша.
– Недавно погасила. Тепло-то, чай, еще идет.
Хлопуша хотел возразить, что никакого тепла нет, но Лесана незаметно дернула его за рукав и сказала:
– Благодарствуем тебя, бабушка. Но наши кости молодые, их и ночной сыростью не проймешь. А твои – старые и заслуженные, тебе у печки и сидеть.
Старуха хмыкнула, но спорить не стала. Прохромала к печке, широким жестом указала на лавку напротив, дождалась, пока гости усядутся, а потом села сама. Глянула них тяжелым взглядом и спросила:
– Откуда прибыли? Куда держите путь?
– Из Хлынь-града, – ответила Лесана. – Ехали в Полянское княжество к родичам. Бабушка, мы вас не стесним. Спать можем прямо на полу. Ежели найдется для нас пара соломенных тюфяков, будем благодарны. А что касается платы за постой… – Тут Лесана повернулась к Хлопуше и сказала: – Братец, заплати бабушке, сколько не жалко.
Хлопуша от такой наглости едва не зарычал, однако сдержался. Сдвинув брови, он со свирепым видом достал из кармана полукафтана кожаный кошель, вынул из него пару медных монеток и положил их на стол.
Старушка глянула на медяки и сдвинула седые брови.
– Еще, братец, – велела Лесана.
Насупившись еще больше, Хлопуша снова сунул пальцы в кошель и добавил к медным монеткам одну крошечную серебряную резанку, размером не больше рыбьей чешуйки.
Лесана улыбнулась и перевела взгляд на старуху. Та сгребла деньги со стола и высыпала их в передник.
– Ну что же, оставайтесь, – проговорила она своим скрипучим, недовольным голосом. – Но чтоб с рассветом вас тут не было.
На печке кто-то храпанул во сне, да так громко, что Хлопуша подпрыгнул на месте и схватился за кинжал.
– Охолони, толстяк! – строго сказала старуха, поднимаясь с лавки. – Это мой внук. Ладно, пойду принесу вам тюфяки, а вы ждите тут и не болтайте громко.
Старуха, шаркая ногами, ушла в чулан. Хлопуша повернулся к Лесане и возмущенно спросил:
– Разве я толстый?
Она покачала головой:
– Нет. Ты просто большой.
– Тогда почему она обозвала меня толстяком?
– Она оговорилась. Не бери в голову. У тебя отличная стать.
Но уязвленный Хлопуша уже не мог успокоиться.
– Старая карга, – проворчал он, – видать, вся эта дурацкая деревенька живет впроголодь, коли такой, как я, считается у них толстяком.
Лесана отвернула голову и незаметно улыбнулась.
– Вот увидишь, – продолжал ворчать здоровяк, – сейчас даст нам два тощих блина и выгонит с ними в сарай.
Вскоре старуха вернулась. Хлопуша не ошибся: тюфяки, которые она принесла, были тощее шерстяных одеял. Всучив один здоровяку, старуха сказала:
– Ступай в сени. Там будешь спать. А ты, девка, лезь на полати. Места там мало, но тебе хватит.
* * *
То ли сени в старушечьей избе слишком сильно провоняли рыбой, то ли прогулка по ночному лесу слишком подействовала на нервы Хлопуши, но сон ему приснился жуткий.
Снилось здоровяку, будто стоит он на лесной лужайке, освещенной зыбким светом луны, а из леса на лужайку выходят темные фигуры. Все больше и больше становится этих фигур, и все тяжелее и тяжелее делается на сердце у Хлопуши.