Строгий голос и знакомые слова возымели на пакостников должное действие, и пять рогатых особей белого цвета возникли из ниоткуда.
— Просим прощения, крестный, заигрались. Нынче пешеходов совсем мало, так что каждому радуемся, как родному, — оправдывался берт, получивший тумака.
— Да, — раздался изумленный возглас Багета, — давненько, видать, я не был в Долине. Дни у них теперь черные, зато черти — белые.
— Почтеннейший, вы нас с кем-то путаете. Мы — берты, на то и документ соответствующий имеется. Великими людьми подписанный!
Князь лишь пожал плечами, а берт, вскочив с земли, вытянулся в струнку и отрапортовал:
— Господин капитан, вверенное мне отделение находится на учениях по отработке скрытых действий в тылу противника. Командир отделения капрал Глок.
Надо же, старушка и этих на службу определила! Глок был чуть крупнее своих подчиненных и отличался красноватыми вкраплениями на розовом пятачке, словно больной корью.
— Вольно, продолжайте учения. Нас провожать не надо.
Берты снова стали невидимыми. Провожать нас действительно никто не стал, а вот с донесением один побежал точно. Эх, не умеют ребятки маскироваться! Зачем, спрашивается, пользоваться невидимостью, если не можешь скрывать собственные следы?
— Магистр Солнечного Света — это раз, хозяин семирунного меча — два, крестный белых чертей — три, господин капитан — четыре, — задумчиво перечислял Багет. — Я ничего не забыл? Сколько же у тебя званий в этом мире?
— Думаю, что официальные — все.
— Как? Есть еще что-нибудь?
— Ну, если тебе так интересно… Кое-кто называл меня то сэром, то людоедом, — вспомнил я первую встречу с Эльруином. — Один знакомый лерх обозвал как-то невкусным мясом. Я был и рабом, и помощником директора в цирке. В пустыне Огня пришлось прикинуться гдэвом, а на Черных болотах меня принимали как догура.
— Сколько же веков ты провел в Долине?
— Чуть меньше месяца. В моем мире редко кто больше двух сотен живет, а я так еще и четвертый десяток не разменял.
— Да, умеют некоторые целую жизнь впихнуть в одно мгновение. А у меня, похоже, одно мгновение растянулось на века. Ничего не помню. Только вчера делал заклинание перехода, а сегодня выясняю, что прошли столетия…
Надворье Гарпины, все озеро и узкая полоска вдоль берега были свободны от черного тумана. Едва мы ступили на мост, как зазвучала торжественная музыка. Оркестрантам явно отдавили оба уха, поэтому при хорошей фантазии и широком музыкальном кругозоре в исполняемом произведении можно было услышать и марш Мендельсона, и «Реквием» Моцарта, и еще что-нибудь в зависимости от воображения слушателя. На самом острове нас ждал второй сюрприз: вдоль дороги от моста до старушкиной избушки из тумана выступили вооруженные трезубцами берты — две шеренги. Последним проявился их командир Гриф, практически непосредственно перед нами.
— Господин капитан, рад сообщить, что праздничный стол по случаю вашего прибытия накрыт, почетный караул построен, высшие чины надевают парадное обмундирование.
Однорогий берт с рыжим пятном на морде искривил рот, показывая зубы. Его улыбка всегда производила на меня сильное впечатление, поэтому я решил сократить время созерцания радостной физиономии Грифа и бросился его обнимать, предоставляя возможность следовавшему сзади колдуну насладиться этим незабываемым зрелищем. Легкий кашель Багета подтвердил, что чувство прекрасного бывшему ужастику не чуждо тоже. Выдержав паузу, достаточную, по моим расчетам, для придания лицу берта прежнего вида, я разжал объятия. Странно, не так много времени прошло со дня последней встречи, а во внешности Грифа произошли заметные изменения.
— Гриф, у тебя же полтора рога было, я точно помню. Почему теперь лишь один торчит?
— Да понимаешь, мы тут на дискотеке с одним лерхом не сошлись во мнениях по поводу недостающих частей на черепе. Словесная дискуссия быстро зашла в тупик, а силовые аргументы у него оказались более весомыми. Я в результате прямого попадания башкой в камень потерял остатки сломанного рога. Нас с ним теперь так и зовут: «шерстяные парни с недостачей на голове». Ему что, он обычный рядовой лерх, а я — старшина первой статьи, у меня сотня бертов под командованием.
— Словесная дискуссия, говоришь? И с каких это пор ты научился понимать речь лерхов? — удивился я, и в мыслях не допуская, что любители сырого мяса — лерхи заговорили на человеческом языке.
— Так ведунья любителям дискотек колечки специальные сделала. Это вам, говорит, для установления теплой дружественной обстановки в местах культурного отдыха, — недовольно пробурчал однорогий. — Теперь говорят похлеще нашего.
— Кажется, я знаю, с кем ты не поладил, — с Дербсом. Угадал?
— Ну а с кем же еще? С ним, с чертом одноухим.
Значит, теперь бывшее название белых рогатиков превратилось в ругательство? Чудеса! Однако сейчас волновало другое. Буквально с первых шагов найти обоих попутчиков, указанных Орфом, — не к добру это. Меня всегда настораживало, если с самого начала все шло гладко. Как в спорте: легко выиграл первый бой — наверняка не дойдешь до финала. А в данном случае хотелось не только дойти до финала, но и одержать победу, иначе — полное отсутствие будущего, на которое у меня имелись свои планы.
Мои размышления прервал знакомый скрипучий голосок, доносившийся от дома:
— Эй, мужики, что там за безобразия вытворяете? Затеяли воркование, как голубки на свидании. Али устав не помните, али по наказаниям соскучились? Гриф, проводи гостей до хаты. Или мне самой к вам спуститься?
Умеет старушка поставить вопрос. Говорит одно, а слышится совершенно другое. И сейчас ее простые, казалось бы, вопросики означали: «Вам что, жить надоело?»
Поскольку ни мне, ни Грифу, ни Багету (как мне кажется) жизнь еще не наскучила, наша троица дружно направилась сквозь строй из двадцати белых гвардейцев.
Как и в прошлый раз, ведунья разместилась на пороге своего дома — излюбленном месте приема незваных гостей.
— Прибыл, милок? А куда б ты делся от старой бабки. — И Гарпина, спустившись с трапа, по-матерински обняла меня. — Чуяло мое сердце: не последний раз видимся.
В этот раз ведунья была при параде. Штаны, ремень и калоши оставались старыми, но тельняшка и ослепительно белый китель поражали своей чистотой. Старушка перехватила мой восторженный взгляд и с гордым видом снова взобралась на ступеньки.
— Чегой-то я растрогалась сегодня, как размазня. Да и ты хорош, тоже мне, офицер! Пока про дисциплину не напомнишь, никакого порядку не будет. Докладывай четко и кратко, а то на столе водка греется.
Ох, опять эти доклады! Однако последний аргумент оказался самым весомым, и я, вытянувшись в струнку, четким, почти командирским голосом сообщил: