Они выпили, и Михаил резко перешел на серьезный тон:
– Запомни, Зерг, чтобы мне потом не пришлось повторять. Я человек свободный. Или мы договариваемся на равных, или я прямо сейчас устраиваю восстание рабов.
– У нас не принято ни о чем договариваться с гладиаторами. Или ты идешь убивать для хозяина, или умираешь сам. Я же тебе про-де-мон-он-стри – три-р-р-ро-вал, – мраг с трудом выговорил сложное слово, – как действует печать покорности. При желании с ее помощью я легко могу тебя уничтожить.
– Я тебе тоже кое-что показал. Хочешь – могу повторить.
– Зачем?
– Чтобы ты не зазнавался.
– А я!.. Знаешь что я?!
– Нет.
Взглянув в глаза Михаилу, седой вдруг забыл, что он хотел сказать.
– Я тебя уважаю. Давай лучше выпьем, – первый раз предложил Зерг.
– За что?
– За взаи-имо-мо-пони-нимание, – трижды запнувшись на одном слове, все-таки произнес седой. – А о делах поговорим завтра. Как там у вас сказывают? Утро вечера мудренее.
– Наливай.
Наблюдая со стороны за спивающейся парочкой, два других участника трапезы, сидевшие на противоположном конце стола, переглянулись.
– Они что, совсем упились? – спросил студент.
– Не знаю… Но я пива столько не выпью, сколько они влили в себя винища.
– По три литра на брата. Я считал. – Как всегда, Марицкий был очень внимателен.
– Не думал, что наш Мишка настолько силен в алкоспорте. Он ведь почти не закусывает.
– А ты видел, каким он пришел в трапезную? Некоторые покойники бодрее выглядят.
– Зато он добился своего. И девчонок из беды вытащил, и нос седому гаду утер. Помнишь кислую морду этого типа?
– А Михаилу плохо не будет? – Эдуард не мог понять, почему Сомов, всегда призывавший к осторожности в доме врага, сейчас вел себя так странно.
– Будет, но завтра утром.
Эти слова Гоги были последними оставшимися в памяти чемпиона кантилимских игр. Как он добрался до постели, разделся и лег спать, вспомнить не удалось. Утро ознаменовалось жуткой головной болью, сухостью во рту и тошнотой в желудке.
«Нет, нельзя так опускаться. Подумаешь, вчера во второй раз родился. Вместе с Маринкой и Маритой. Разве это повод? – Он немного подумал и сам себе ответил: – Конечно, повод!»
Через пару минут парень уже спускался в столовую.
Зерг сидел за столом один.
– А где мои ребята? – спросил Михаил, присев напротив.
– Я не стал их будить. Мы хотели обсудить наши дела. Ты готов?
– Да, пожалуй. Хочу сразу внести предложение. – Сомов решил взять инициативу в свои руки.
– Даже интересно послушать. – Сегодня седой выглядел как обычно. К нему вернулась уверенность, в голосе появились нотки легкой иронии.
– У каждого из нас есть проблема. Тебе нужно, чтобы я выиграл турнир последней надежды, а мне хочется избавиться от клейма на шее и вернуться домой. Я правильно излагаю?
– Пока, да. Кстати, когда ты спал, я немножко подкорректировал клеймо покорности. Теперь ты не проживешь и трех дней, если сбежишь из Темьграда без моего разрешения.
Мишка кивнул, словно не услышал ничего интересного, и продолжил:
– Каждый из нас не уверен, что его компаньон (я подчеркиваю – компаньон, а не раб) решит проблему другого. Правильно?
– Ты смеешь сомневаться в моих способностях?
– Нет, я сомневаюсь в твоей честности. Один раз ты уже пытался меня обмануть. Где гарантия, что этого не случится во второй?
– Гарантий нет.
– Следовательно, наше соглашение должно иметь солидную страховку.
– О чем ты? Какая может быть страховка? А если ты в первом же туре коньки отбросишь?
– Ты меня не дослушал. Хочешь вернуться к тому, с чего мы начали?! – Михаил умел наполнять голос металлом. – Тогда неси красный бокал. Я выпью.
– Не забывай, у меня остались твои друзья.
– Склерозом пока не страдаю. А ты уверен, что они тебе по зубам? – Мишка блефовал, но делал это с такой уверенностью, что сам себе верил.
Камень спящей силы действительно вчера поразил Зерга, поэтому он не стал развивать дальше эту тему.
– Я должен был тебя проверить. Сам я не собираюсь причинять зла ни тебе, ни твоим друзьям, но у меня в Темьграде есть враги. Они могут попытаться. – Седой не собирался ссориться со своим гладиатором. – Тебя они не тронут из-за клейма, но на других эта неприкосновенность не распространяется.
«Какой ты заботливый! Прямо отец родной!» – с ожесточением подумал Мишка.
– С твоего позволения, я продолжу о страховке. Разобьем ее на две части. Когда я дохожу до полуфинала, ты выдашь мне пять голубых кристаллов.
– Чтобы ты сразу смотался? – Зерг даже привстал.
– С твоим клеймом? А через три дня отбросить коньки?
– Хорошо. – Мраг сел на место.
– А перед финалом ты снимешь свое клеймо.
– Исключено. – На этот раз Зерг возразил почти спокойно. – На арене сражаются только рабы. Клеймо – знак раба.
– Где это записано? – Мишка не собирался отступать.
– Что?
– Что гладиатор должен быть рабом.
– А кто еще по собственной воле пойдет умирать за чужого дядю?
– Я пойду! И не умирать, а побеждать. И не за чужого дядю, а за билет домой. Кстати, свое клеймо ты можешь убрать непосредственно перед схваткой. Я не возражаю.
– Он не возражает! Кто ты вообще такой, чтобы возражать?!
– Твой компаньон. Если ты не против. Или труп. Других вариантов нет! – Для убедительности Мишка стукнул кулаком по столу.
– Не дави на меня, парень, не то пожалеешь! – прорычал седой, устремив злобный взгляд на собеседника. Независимость гостя его раздражала все сильнее.
– А ты не угрожай, иначе мы пожалеем оба. – Ответный взгляд Сомова также не отличался любезностью.
Игра в гляделки продолжалась несколько минут. Казалось, поставь между ними лист бумаги – и он вспыхнет. К счастью, обошлось без пожаров. Зерг изобразил подобие улыбки и спокойно произнес:
– И все-таки ты мне определенно нравишься. Ты первый человек, кто не дрожит перед мрагом, смеет выдвигать свои условия и остается при этом в живых. В конце концов, кто мне сказал, что ты дойдешь до финала?
– Я! – твердо ответил Сомов. – И не только дойду, но и выиграю турнир.
– Думаешь, я расстроюсь?
– Ты принимаешь условия сделки?
– Принимаю, – усмехнулся Зерг.