– Пиши.

– Я в ловушке, – пролепетал подмастерье.

– Что, что такое? Как ты сказал? – спросил Бенвенуто, не повышая голоса, хоть в нем и прозвучала угроза. – Ты говоришь о ловушке? Но где ты видишь ловушку? Разве я насильно толкнул тебя в комнату Скоццоне? Разве это я посоветовал сделать ей предложение? Ну так и женись, Паголо! А когда станешь ее мужем, наши роли переменятся: если я зайду к Катерине, ты пригрозишь мне дуэлью, а я испугаюсь.

– Ах, как это было бы смешно! – воскликнула Катерина, мгновенно переходя от дикого ужаса к безумному веселью и покатываясь со смеху при мысли о таком обороте событий.

Паголо немного оправился от страха и, ободренный смехом Катерины, стал относиться более спокойно ко всему происходящему. Подумав, что учитель просто запугивает его, чтобы принудить жениться, – женитьба являлась бы слишком трагической развязкой для комедии, – он решил отвертеться от навязываемого ему брака и повел себя более твердо.

– Ну что ж! – воскликнул он весело в тон настроению Скоццоне. – Я согласен, что положение получилось бы довольно забавное, но, к сожалению, этого никогда не будет.

– Как – не будет?! – вскричал Бенвенуто, пораженный не менее льва, увидевшего, что на него собирается напасть лисица.

– Да, не будет, – продолжал Паголо. – Уж лучше я умру! Лучше убейте меня!

Едва Паголо произнес эти слова, как Челлини одним прыжком очутился подле него. Юноша увидел блеснувшее лезвие и быстро отскочил в сторону. Кинжал пролетел мимо и, слегка задев ему плечо, врезался на два дюйма в деревянную обшивку стены – с такой силой метнул Челлини оружие.

– Я согласен! – закричал Паголо. – Пощадите! Я сделаю все, что вы прикажете!

И, пока Бенвенуто с трудом вытаскивал из стены кинжал, Паголо подбежал к столу и быстро подписал лежащий на нем контракт. Все это произошло так быстро, что Катерина даже не успела вмешаться.

– Благодарю вас, Паголо, за честь, которую вы мне оказываете, соглашаясь назвать своей женой, – сказала она, вытирая навернувшиеся от страха слезы и в то же время подавляя невольную улыбку. – Но мы должны объясниться. Я выслушала вас, выслушайте же и вы меня: вы только что отказывались жениться на мне, а теперь я отказываю вам. Я говорю это вовсе не для того, чтобы вас унизить. Нет, Паголо, я просто не люблю вас и предпочитаю вовсе не выходить замуж.

– Тогда он умрет, – холодно проговорил Челлини.

– Бенвенуто, но ведь я же сама отказала ему!

– Он умрет, – повторил Бенвенуто. – Пусть никто не посмеет сказать, что оскорбивший меня мужчина избежал наказания!.. Готов ли ты умереть, Паголо?

– Катерина, – вскричал подмастерье, – я люблю вас! Я всегда, всегда буду вас любить! Ради бога, сжальтесь надо мной! Подпишите контракт! Будьте моей женой, Катерина, на коленях умоляю вас!

– Ну, Скоццоне, решай скорей, – сказал Челлини.

– А не слишком ли сурово поступаете вы со мной, учитель? – сердито спросила Катерина. – Ведь я так вас любила и, право, мечтала совсем о другом!.. О господи! Поглядите вы на него! Что за физиономия! – воскликнула девушка, вновь переходя от грусти к веселью. – Сию же минуту перестаньте хмуриться, Паголо! Иначе я никогда не соглашусь быть вашей женой. Ох! Ну до чего же вы сейчас потешны!

– Спасите меня, Катерина, а уж тогда, если хотите, мы вместе посмеемся!

– Ну что с вами поделаешь! Если вы уж так этого хотите…

– Да, я очень, очень этого хочу! – вскричал Паголо.

– Вам известно, кем я была и кем осталась?

– Да, я все знаю.

– Значит, я не обманываю вас?

– Нет.

– И вы не будете жалеть, что женились на мне?

– Нет, никогда!

– В таком случае, по рукам. Все это очень странно, и я не ожидала, что буду вашей женой, но ничего не поделаешь.

Скоццоне взяла перо и, как подобает покорной супруге, подписалась под именем своего мужа.

– Благодарю тебя, Катерина, дорогая! – воскликнул Паголо. – Вот увидишь, каким хорошим мужем я буду!

– А если он забудет о своем обещании, – добавил Бенвенуто, – напиши мне, Скоццоне, и, где бы я ни находился, я приеду, чтобы освежить его память.

С этими словами Бенвенуто, глядя в упор на подмастерье, спрятал кинжал, взял со стола подписанный обоими супругами контракт, аккуратно сложил его вчетверо и сунул в карман; затем, обращаясь к Паголо, проговорил со свойственной ему беспощадной иронией:

– Теперь, дружище Паголо, вы с Катериной муж и жена, но только перед людьми, а не перед богом, потому что церковь еще не освятила вашего союза. Поэтому твое присутствие здесь противно всем законам, и божеским и человеческим. Прощай, Паголо.

Паголо побледнел как смерть: но Челлини повелительно указал ему на дверь, и юноша, пятясь, вышел.

– Только вам, Бенвенуто, и могла прийти такая мысль! – хохоча как безумная, сказала Катерина и, пока еще Паголо не успел закрыть за собой дверь, крикнула: – Я отпускаю вас, Паголо, потому что так принято, но будьте покойны, клянусь пресвятой девой, что, как только вы станете моим мужем, все другие мужчины, в том числе и Бенвенуто, найдут во мне лишь верную вам супругу!

И, когда дверь захлопнулась, она весело воскликнула:

– О Челлини! Ты дал мне мужа, но зато освободил меня от него на сегодня. Что ж, спасибо и на этом. В конце концов, ты должен был меня чем-нибудь вознаградить.

Глава 21 Война продолжается

Через три дня после описанной выше сцены в Лувре разыгралась сцена другого рода.

Наступил понедельник, то есть день, назначенный для подписания брачного контракта. Было одиннадцать часов утра, когда Бенвенуто, выйдя из Нельского замка, направился к Лувру и, несмотря на волнение, твердым, решительным шагом поднялся по парадной лестнице.

В приемной, куда его пригласили, он увидел прево и графа д'Орбека, которые беседовали в углу с нотариусом. В противоположном конце зала сидела Коломба, недвижимая, бледная, ничего не замечая вокруг себя. Мужчины, видимо, отошли от нее подальше, чтобы она не слышала их разговора.

Несчастная девушка сидела одна, опустив голову и потупив безжизненный взор.

Челлини прошел мимо нее, обронив на ходу:

– Мужайтесь! Я здесь.

Услыхав этот голос, Коломба радостно вскрикнула и подняла голову. Но, прежде чем она успела произнести хоть слово, ваятель вышел в соседний зал.

Служитель раздвинул штофный занавес и пропустил Бенвенуто в покои короля.

Слова Челлини сразу вернули Коломбе утраченную бодрость. Бедняжка уже считала себя всеми покинутой и погибшей. Мессер д'Эстурвиль привез сюда дочь, полумертвую от горя, несмотря на всю ее веру в бога и в Бенвенуто. Она впала в такое отчаяние, что перед тем, как сесть в карету, отбросила всякую гордость и принялась умолять госпожу д'Этамп отпустить ее в монастырь, обещая навсегда отказаться от Асканио, лишь бы избежать брака с графом д'Орбеком. Но герцогиня хотела целиком насладиться победой: ей надо было, чтобы Асканио поверил в измену любимой; и Анна д'Эйли безжалостно отвергла мольбу несчастной Коломбы. Лишь воспоминание о том, что Бенвенуто велел ей оставаться спокойной и мужественной даже у подножия алтаря, спасло девушку от полного отчаяния и придало сил ехать в Лувр, где король должен был подписать в полдень ее брачный контракт.